— Именно. Потому не думаю, чтобы Рая дала нам что-нибудь новое.
— Не торопитесь, Алексей Алексеич.
Сегодня Славин был поразительно невозмутим. И я стал слушать его уже с интересом. А он, словно почувствовав это, не торопясь налил себе стакан воды, с видимым наслаждением, медленно, маленькими глоточками осушил его и только после этого снова заговорил:
— Назначил я Рае свидание. Иду на рандеву и думаю: куда мне с ней деваться? В этом городе ведь не разгуляешься. В кино? Тривиально. В театр? Он на гастролях. На танцверанду? Неохота. Словом, здороваюсь с Раей, а сам еще не решил, куда же ее вести. Но она не дала мне и слова вымолвить. «Леня, — говорит, — мы сейчас с вами пойдем в такое чудное общество — вы в таком никогда не бывали!» «Что, — интересуюсь, — за общество?» «Идемте, сами увидите». Ладно, думаю, пусть будет так. Приходим. И знаете, Алексей Алексеич, в такой обстановке я и вправду никогда не бывал! Шторы задернуты. Полутьма, одна лампешка горит под голубым абажуром. Тахта, ковры с полу до потолка. Запахи какие-то турецкие. Ни дать ни взять «Бахчисарайский фонтан», «Похищение из сераля». Встречает нас хозяйка. Этакая античная бабенка.
— Так красива?
— Я не про внешность, а про возраст. Ей уж лет под сорок. Но еще ничего. Накрашена. «И в кольцах узкая рука». Дымит длинной папироской. Это я так думал — папироской. После мне объяснили, что это не вульгарная папироска, а пахитоска.
— Так и сказали — пахитоска?
— Так и смазали. Мол, не какая-нибудь, а египетская. И не наврали: здоровенная коробка на столике лежит, вся в иероглифах и гуриях. Дальше. Знакомят меня с гостями. Гостей всего двое: прехорошенькая девица, про которую мне Раечка потом разъяснила, что ее папа был адмирал, и какой-то пшют с усиками — оказалось, местный адвокат. За кем он там увивался, я так и не понял: то ли за Евгенией Андреевной, то ли за девицей.
— Евгения Андреевна — это хозяйка?
— Да. Евгения Андреевна Курнатова-Боржик. Нравится такая фамилия?
— Звучит!
— Еще как звучит! Ну, дальше — больше. Завели патефончик. Музыка — будь здоров! — Тут Славин запел:
...А дома, в маленькой каморке,
Больная мать
Мне станет бальные оборки
Пере-ши-ва-ть...
— Вертинский?
— Не только. — И он снова запел — теперь бравурно и отчаянно:
Даша, давай скорей блины.
Даша, твои блины вкусны...
— Стоп, не ори так! Значит, и Лещенко?
— И какие-то еще — уж тех я и фамилии не запомнил. Не то Соколинский, не то Соколовский. Словом, сплошная эмиграция. Пластинки — фирма «Колумбия».
— Знаем такую фирму...
— Теперь и я знаю. А разговорчики, Алексей Алексеич, я послушал — с ума взбеситься! Про красивую жизнь в мирное время и про нынешнюю заграничную красивую жизнь. И все с какими-то намеками и экивоками. В общем, Алексей Алексеич, общество занятнейшее, по-моему. Ст