Он опять смотрел на меня с учительским укором, как когда-то в школе, и я вдруг почувствовала такое разочарование, как если бы меня предали в самый неподходящий момент. С силой толкнула его в плечо.
— Если бы ты сегодня увидел то, что я, ты бы знал, что такое настоящий ужас. Какой ты дурак, Кирилл. Я не собиралась срывать твое свидание. Я собиралась спасти тебе жизнь!
— Так, я не намерена дальше слушать этот бред. Разбирайтесь дальше без меня, — с притворным негодованием воскликнула Елена Владимировна и зашагала к остановке с видом оскорбленной добродетели.
— Нет, подождите, пожалуйста… Это все…
Эстетичка даже не повернулась, и Кирилл только с досадой взмахнул руками.
— Кирюш, прошу тебя. Дай мне всего пять минут… — начала было я, но он покачал головой и устало закрыл глаза.
— Нет. Вика, хватит, пожалуйста. Что бы ты ни сказала, я не смогу тебе поверить, понимаешь?!
Я едва сдерживала слезы.
— Получается, я — пастушонок, который кричал о волке?
— Получается, так.
— Но ты же помнишь, чем все закончилось для него.
На лице Кирилла мелькнула тень сомнения. Но поборол он ее буквально за секунду.
— Я не могу больше с тобой разговаривать.
Затем он побрел вниз по улице, а я осталась стоять около факультета, совершенно не в состоянии сообразить, что делать дальше.
Голова гудела, а боль в ноге внезапно стала невыносимой — может, просто закончилось действие адреналина и я наконец обратила на нее внимание. На глаза навернулись слезы, я с трудом доковыляла до стены и, прислонившись спиной, постояла так пару минут. В кармане запиликал телефон: Наташа сообщила, что Воробьев все видел, кому-то позвонил, заматерился и куда-то убежал. Ну, можно надеяться на лучшее. А теперь все — нужно идти домой, в общагу, пить горячий чай, мазать лодыжку охлаждающей мазью. Пусть оно все горит синим пламенем!
Денег на такси больше не было, и я поползла пешком, благо, до общежития не так далеко. От боли, разочарования и тоски я совсем перестала реагировать на окружающий мир — даже едва не угодила под машину. День стал каким-то густым и тягучим, как кисель, и теперь дрожал вокруг меня холодной студенистой массой. Только бы дойти. Только бы…
— Это так невыносимо, когда любимый мужчина не хочет тебя слышать, правда?
Я вздрогнула и медленно обернулась.
Елена Владимировна стояла в нескольких шагах позади меня, скрестив руки на груди. Выражение ее лица было поразительно насмешливым и презрительным — так смеются старшеклассники, пинающие ногами какого-нибудь заучку из младшего класса, или любопытный школьник, пытающий пойманную муху. Я пошатнулась от неожиданности и чуть не растянулась на асфальте.