— Почему ты не сказала ему о ссоре Стаса и Алисы?
Кирилл вошел в комнату так тихо, что я вздрогнула от звука его голоса.
— Э-э…
— Вика, может быть, это ничего не значит. А может — значит очень многое. Слишком многое!
Я вскинула на него воспаленный, подозрительный взгляд.
— Ты рассказал?
— Нет. Я слышал твои показания. И было бы странно, если бы они у нас расходились. Но дай мне слово…
— Могу тебе пообещать только одно, — вдруг неожиданно даже для себя самой сказала я. — Я найду того, кто это сделал. И для этого необязательно доставлять лишние неприятности Алисе.
Кирилл закрыл глаза и закинул голову назад.
— Лучше расскажи все милиции…
— …а они посчитают, что Стас просто расстроился и неудачно пытался покончить с собой? — язвительно заметила я. — Нет уж, спасибо. Знаю, как они работают. Я им не доверяю.
— Вика…
— Что?! — я вскочила на кровати, уперев кулаки в бока. — Сейчас Сдобников бы попивал чаек и смотрел сериалы, если бы ты понадеялся на кого-то, и тоже посчитал, что Литвиненко застрелился сам!
— Там было другое…
— Да черта с два, Кирилл! Ты решил узнать правду, потому что чувствовал вину! А я… потому что… потому что это Стас! Это наш Стасик, понимаешь?! Мой друг! Да если бы я хотя бы могла предположить… если бы я предчувствовала что-то… я бы перерыла весь тот хренов клуб! Поставила бы всех на уши! А мы бросили его… мы…
Я без сил упала рядом с Кириллом и он обнял меня, крепко прижав к себе. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем мой телефон глухо запел где-то в одеяле. Я высвободилась из объятий и дрожащими руками нажала кнопку ответа.
Алиса молчала, я только слышала ее тяжелое дыхание.
— Ну же, говори!
— Зайка… Дела плохи. В общем… Стаса не спасли.
Я вздрогнула, плечи и позвоночник буквально покрылись инеем.
— Он…
— …в коме.
В трубке заскулили короткие гудки.
* * *
Утопая в мягкой подушке, обмотанный бесконечными трубками и проводами, он казался таким бледным и безжизненным, что я даже не сразу узнала его. От окна разливался ровный, как и все в этой больнице, молочно-белый свет пасмурного дня, и лишь волосы Стаса, иссиня-черные, растрепанные, казались нереально ярким пятном посреди этого «белого безмолвия». В палату никого не пускали, но, по крайней мере, нам разрешили взглянуть на него через стекло и едва приоткрытые жалюзи. Кап, кап, кап. Эта капли прозрачной жидкости, мерно падающие внутри пластмассового колпачка, казались эликсиром жизни. Одна, две, три — и когда бутылочка иссякнет, он вернется. Он просто не может не вернуться! Я прислонилась лбом к холодному стеклу и так замерла, загипнотизированная нескончаемым потоком искрящихся на свету капель.