С Солженицыным я встречался кратко, увы, я не был с ним близко знаком и встречался всего два раза в жизни. Первый раз я познакомился с ним, когда Александр Исаевич, напечатавший свою первую вещь в «Новом мире», пришел в Театр на Таганке на спектакль «Антимиры». После спектакля он поднялся в кабинет к Юрию Петровичу Любимову, и Юрий Петрович тогда нас познакомил, оставил нас в своем кабинете, и мы там минут пятнадцать поговорили.
Еще раз довелось мне встретиться с Александром Исаевичем, когда он жил у Чуковского, примерно за месяц до высылки (кстати, на этой даче у Чуковского он и был арестован), и как-то раз он попросил довести его до Москвы. Мы за ним заехали. Была осень, была страшная грязь, лил дождь, и, выезжая из ворот дачи Чуковского, машина попала в кювет. Александру Исаевичу и мне пришлось выйти из машины и помочь вытолкать ее. И я на всю жизнь запомнил эту фигуру, всю облепленную мокрой глиной из-под колес. Машину мы вытолкали. Пришел, всплескивая руками, Чуковский, потащил нас к себе отмываться. Александр Исаевич был в такой плащевой куртке, которая была вся в грязи, и брюки, конечно, тоже. Мы наскоро отмылись и поехали. И вот, примерно полчаса, что мы добирались до Москвы, мы с ним говорили. Я тогда в ту же ночь написал стихи, эти стихи ни один журнал, естественно, не взял печатать — вы помните, какая тогда шла кампания против Солженицына. Но мне удалось их включить в книгу, которая у меня тогда выходила в «Худлите» — «Дубовый лист виолончельный». Через два месяца после высыпки Александра Исаевича я эту книгу держал в руках…
В последний мой сборник те стихи тоже вошли, как вошли в него и другие, отлученные на время от читателя, потому что были посвящены Науму Коржавину, Михаилу Шемякину, Эрнсту Неизвестному…
С тех пор я Солженицына больше не видел, встречаться и говорить с ним не удалось, только он дал записочку мне в ЦГАЛИ, чтобы я смог прочитать «Раковый корпус» (тогда эту книгу давали почитать только по записке автора). И, конечно, мне и в голову не могло прийти, приехав в Нью-Йорк, вдруг напроситься в гости к Александру Исаевичу. Вообще я встречаюсь за границей в основном с теми, с кем был дружен и в Москве, например с Эрнстом Неизвестным. И когда было нельзя, я тоже приезжал к нему, бывая в Америке. Или, например, Ростропович. В Париже или в Нью-Йорке, если так совпадает, бывая там, я прихожу к нему на концерты, и он приходил, если мог, на мои вечера поэзии…
— Андрей Андреевич, я очень хорошо помню встречу Нового 1967 года в вашем доме. Я тогда с Володей Высоцким был среди ваших гостей. Помню, вы тогда читали стихи, новые. Они были написаны карандашом на страницах перевернутого вверх ногами журнала «Москва». Мне это показалось очень странным и, улучив момент, я спросил вас об этом. Помню прекрасный ваш ответ: «Я пишу карандашом на перевернутом, чтобы не отвлекал текст, чтобы слова не врезались в бумагу, чтобы их легче было менять». С тех пор прошло 23 года Сохранился ли тот метод или уступил место другому?