И еще Анхель отметил, что на земле практически нет следов крови. Отсутствовали и стреляные гильзы. Значит, охрану взяли по-тихому, в ножи. Что же, тем, кто здесь действовал, не откажешь в смелости и ловкости. Тем приятнее будет схлестнуться с ними. Не то что с американскими вояками. Ему хотелось настоящей схватки, чтобы лицом к лицу с противником, со звериным оскалом, горловым хрипом, чтобы чувствовать, как нож входит под ребра врага и вспарывает его тело. Нет, он умел и сидеть в засаде, и находить лоб человека в перекрестии оптического прицела, не подпуская того на расстояние, когда можно почувствовать, что тебя сейчас убьют. Он очень хорошо это умел. Но разве так убивать достойно настоящего мужчины? Нет, ты выйди один на один и одолей врага в схватке!
Ничего, скоро ему такая возможность представится! Он сделает все, чтобы она представилась. Он собственноручно убьет всех, кто разрушил лабораторию дона Москосо. Всех, кроме одного. Этого последнего он привезет к дону Виктору связанным и готовым рассказать все, когда его станут допрашивать. А потом он убьет и его. Дон Виктор, конечно, тоже любит убивать провинившихся, но ему, Анхелю, он, наверное, позволит закончить дело.
Анхель выпрямился, окинул взглядом развалины лагеря и своих людей, лениво сидящих на земле.
— Эй, — крикнул он. — Давайте сюда этого индейца-проводника!
Один из наемников потянул за веревку, конец которой держал в руке, и вытащил из-за дерева Атаучи. Тот был привязан за пояс хитроумным узлом — чтобы не сбежал ненароком. Анхель знал подлую натуру таких людей и, понимая, что страх может подвигнуть проводника на самые безумные поступки, велел караулить его как можно строже. А парни не придумали ничего надежнее крепкой веревки.
На полусогнутых ногах индеец подбежал к предводителю.
— Ты говорил, что знаешь эту местность, — не спрашивая, а скорее утверждая, сказал Анхель.
Атаучи кивнул. Что ему оставалось делать? Он и вправду надеялся убежать, как только они доберутся до лагеря в сельве. Но проклятая веревка не давала сделать и лишнего шага. А заниматься узлом он не мог, не вызывая подозрений караульного. Если бы у него была его верная наваха! Один удар острого лезвия — и он свободен! Нож отобрали еще на входе в дом сеньора Виктора, да так и не вернули. И надежды поэтому у него не оставалось никакой. Нужно было смириться и делать то, что велят эти ужасные люди, во всем с ними соглашаясь.
— Вот и поведешь нас, — велел Анхель. — В следах разбираешься?
Атаучи снова кивнул, хотя, конечно, ни черта он в следах не понимал, поскольку вырос в городе, а на асфальте и булыжниках какие следы?