– Разумеется. – Он с улыбкой взглянул на меня. – Вы идете со мной?
– Вы меня спрашиваете? Это что-то новенькое.
Обычно мне оставалось лишь гадать, куда он исчезает среди ночи, выпрыгнув, без особой на то необходимости, из окна спальни и оставив на столе лишь следы пепла и театрального грима.
– Я же знаю, как вам нравится ходить по улицам с револьвером в кармане, – ответил он, косясь на мой пиджак и, вне всякого сомнения, проверяя, прихватил ли я с собой оружие на этот раз.
Однако сегодня я был безоружен.
– В вашей компании у меня часто появляется возможность им воспользоваться.
– Как хорошо, что полиция предоставляет нам некоторую свободу действий.
– А как еще они могут поддерживать свою репутацию?
Я ничуть не сомневался, что значительная часть уголовных дел доходит до суда исключительно благодаря трудам Холмса.
– Едва ли все настолько печально, как вы еженедельно описываете в своих историях, – заметил он. – Я буду откровенно удивлен, если полицейские вскоре не перестанут здороваться с вами.
– Это вы им покровительствуете, а не я.
– Спорный момент. Ваше перо…
– …записывает ваши слова.
– Иногда.
Опять мне приходится препираться с редактором.
– Всегда, – настоял на своем я. – Но не обязательно в том же контексте.
– С искажениями.
– В авторской трактовке, – вздохнул я. – Благодаря моим историям весь англоязычный мир почитает вас как гениального сыщика. Если вы называете это искажениями, в следующий раз я с удовольствием изображу вас более глупым.
– Почему бы и нет? – рассмеялся он. – По крайней мере, наши почтальоны смогут немного отдохнуть.
– Вы этого не перенесете.
– Чепуха! Работа сама по себе приносит удовлетворение.
– Однажды я уже было поверил вам, – возразил я. – Но потом заметил, что вы любите определять род занятий человека, едва взглянув на отвороты его брюк.
– Обычная тренировка наблюдательности.
– Хвастовство, – с усмешкой поправил я.
– Есть некоторое различие между хвастовством и объяснением метода тому, кто не способен сделать самостоятельное умозаключение! – воскликнул он.
Дружеское подтрунивание грозило превратиться в серьезную ссору, и тогда разговаривать с Холмсом станет совершенно невозможно.
– В самом деле, есть, – согласился я. – Второе предполагает скромность и смирение.
Мой друг вынужден был замолчать. Хотя бы на одно мгновение.
– Прекрасно, – объявил он наконец тоном капризного ребенка. – Больше я не стану вам ничего объяснять. И посмотрим, как вы будете выкручиваться.
С этими словами он вышел на дорогу, чтобы остановить кеб.