— Я не язычник, — покачал головой Илья. — Я православный.
— Да? — удивился старик. — И при этом ни разу не перекрестился, встречая рассвет?
— Это же не икона!
— Конечно нет, — пожал плечами незнакомец. — Молиться иконам — это идолопоклонничество, а вот рассвет — проявление воли Божьей, милость Аллаха. Трудно перепутать.
— Неправда… — это было все, что смог возразить Ралусин. В теологии он был не особенно силен.
— Что неправда? Что икона есть путь к идолопоклонничеству? Это слова Бога. Человек не может вдохнуть жизнь в нарисованные или изваянные им изображения людей или животных, но может сотворить из них себе кумира и еще раз отойти от единобожия. Поэтому изображать любых живых существ в любой форме — великий грех. Ля иля-ха илля Алла, Мухаммед расуль Алла. Нет божества кроме Бога Единого, и Мухаммед его посланник.
— Ерунда! — Возмутился Илья. — Тысячи лет наши предки рисовали и вырезали людей, и ничего из-за этого не случилось!
— Именно, что «тысячи лет», — сочувственно согласился старик. — Вы делали это, будучи язычниками, и продолжили грешить, став христианами. Именно поэтому Пророк назвал вас заблуждающимися. Искренне ищущими Бога, на заблудшими на этом пути.
— Все это ерунда, — отмахнулся Ралусин. — Я — православный, и нам все это Бог разрешает.
— Вот поэтому вы и молитесь иконам вместо того, чтобы молиться Богу.
— Неправда! Молятся не иконам, а святым! Или у вас в мусульманстве нет святых?
— Ну-ну, юноша, — усмехнулся незнакомец. — Коли ты столь искренен в вере, я должен только порадоваться за тебя. Ибо Пророк завещал нам уважать почитателей священной Книги. Да пребудет с тобой твоя вера.
Старик отвесил легкий поклон, прижав свободную руку к груди, после чего направился в сторону дома. Илья проводил его взглядом, и только после того, как незнакомец вошел в дверь, сообразил, что туман уже рассеялся. Наручные часы показывали семь — майор еще перевел их в аэропорту перевел их на местное время. Семь — это, конечно, еще не день, но о завтраке кто-то наверняка должен был уже позаботиться.
Ралусин оказался прав: в его комнате, на журнальном столике у окна, парил толстый фаянсовый кофейник, дожидались своего часа два бутерброда с белой рыбой под прозрачной крышкой и небольшая сахарница с серебряной ложечкой на витой ручке. Бывший пограничник едва успел «заморить червячка», как в дверь постучали:
— Илья Юрьевич, — вошел начальник охраны, — его величество хотел бы вас видеть.
— Да, благодарю вас, Константин Римович, — поднялся со стула майор, и мысленно порадовался тому, что уже успел привести себя в порядок.