Я внимательно глядел по сторонам, по привычке, привитой еще покойным Мишей, стараясь оценить возможные пути отхода, плотность построек и прочее, что необходимо знать про место, где, возможно, вскоре придется вести боевые действия. Уже начало вечереть, но пока видно было хорошо, и я мог оценить обстановку.
– Пахнет, – заметил Калуга, принюхиваясь. Лютик тоже потянул носом воздух.
Над холмом витал едва уловимый дух сероводорода, будто слабое подобие того запаха, который накрыл магазин с «газовой камерой» в подвале.
Темнело быстро, но и мы не тормозили – скорым шагом поднимались к вершине. По дороге миновали несколько фонарей: низкие столбы, увенчанные стеклянными колбами, которые светились синим. Людей вокруг почти не было, только из окон домов иногда выглядывали лица. Постройки по большей части из глины и досок, между ними дворики, проулки, темные тупички. Оттуда доносились приглушенные звуки, там шла скрытая жизнь. Место в целом казалось опасным, тревожащим, и еще тревожней мне стало, когда на пути встретился патруль: четверо в сером камуфляже и с «Вепрями». В руках одного патрульного был электрофонарь, горящий ярче, чем колбы на столбах. Он сразу направил луч на нас.
Я прикрыл глаза ладонью. В темноте, которая сгустилась вокруг, раздался тихий лязг, потом кто-то приказал: «Не шевелиться!» Мы и так не шевелились. Калуга зачастил:
– Э, парни, парни, мы свои… то есть официальные… У нас вот мандаты, на них печати ваши стоят. Знаете же, что Создатель детям своим заповедовал: да не убий ближнего своего, а если убий, то тихо-тихо. А вы стрельбу собрались поднять. Разбудите весь город, Хозяин вам это припомнит.
Он бы еще долго нес околесицу, если бы не получил прикладом в живот и не заткнулся. Удар был не слишком сильный – так, для порядка. Наши мандаты проверили, старший патруля задал несколько вопросов и пропустил нас дальше.
Потом дорогу преградила широкая расселина с осыпающимися краями. Через нее вел мосток, а из глубины шел явственный сероводородный ветерок. Мы перешли ее по скрипучим доскам, поглядывая вниз, где виднелись уступы и дыры, некоторые забранные дверями, другие занавешенные мешковиной или брезентом. Далеко слева на склоне была бревенчатая лестница, уходящая в расселину на десяток метров. Она заканчивалась большим земляным выступом, застеленным досками, и с дверью, ведущей в склон. На дощатой площадке маячили две фигуры со стволами.
– Что это тут, жилой район? – удивился Калуга.
– Норавейником оно называется, – проворчал Лютик и махнул рукой в сторону лестницы. – Вон там центральный вход.