Пещера была хороша тем, что сама рождала воду. Небольшой ключ бил прямо из стены, тут же природа создала купель, мойся хоть целиком. Пещера особенно выручила в первое время, когда он учился жить наощупь. Она закрывалась изнутри. Света не было. Но зачем слепому человеческий свет?
Связи с общиной не было. Но зачем ему мир, который преследовал за несчастный случай? О чем ему говорить с общиной Харста? Он не оправдал надежды.
Впрочем, тогда он еще не знал, зачем ему жить. И, главное, как. Всю дорогу, по лесу, очень сильно нервируя кропа, за ним кралась стая шиголяков. Наглые и хитрые шакалы и раньше не очень церемонились с человеком. Набрасывались со спины и сразу всем скопом, поэтому в лесах выживали только опытные охотники. Калека в лесу — верный ужин для шиголяка. А тут счастье само рвалось в шакалью пасть, калека доставался стае вместе с безобидным кропом. Вьючный кроп честно тащил на себе инвалида, успел буквально вбросить Зверолова в пещеру. И пока шиголяки рвали его бедную плоть, человек наощупь успел открыть, заползти и закрыть за собой дверь.
В ту первую ночь, слыша, как шиголяки яростно царапают и пытаются сгрызть дверь, стало ясно, что из пещеры ему больше не выйти. Никогда. Если не произойдет чудо. По крайней мере, он примет смерть как охотник и как мужчина, а не под лопастями утилизатора, лежа в смирительной рубашке. Говорили, что большинство попавших в утилизатор погибают до того как их размололо — от ужаса.
Назидатель много раз требовал отправить утилизатор на разборку, но старейшины держались непреклонно. Вроде и понимали, что сами могут оказаться под лопастью, особенно, случись новая революция. А сделать, как заговоренные, ничего не могли. Но теперь утилизатор Зверолову не грозил. Теперь он мог свободно умереть, разорванный вонючими шиголяками.
Так он думал в ту роковую ночь в двадцать четыре часа. А в одну минуту двадцать пятого часа произошло чудо. Пришел Луч.
В первые секунды он не увидел Луч. Но услышал. Зверолову даже показалось, что полностью восстановился слух.
Сначала сильно пронзила боль в каждой клетке сплошного рубца на лице, потом отчетливо послышалась флейта и очень высокая нота, взятая на скрипке. В ушах заиграла неведомая музыка, внутреннее зрение взорвалось, и он увидел мир, но только в другой форме. Мир, который показывал луч, состоял из шариков разной величины и светимости. Шарики издавали неведомые звуки, непривычно пахли озоном, взаимодействовали.
Первое, о чём сообщил Луч — звучало запредельно. Дарцидона приручить несложно, (удивительно, что начал не с крошечного музяйчика, а сразу с самого главного и недоступного). Следует просто услышать его сердце и погладить по животу. Надо же. Во всех учебниках по ловле Дарцидонов в Харсте всегда подчёркивается требование ударить в живот. Потому что живот — слабое место у великана. Поганая философия — выискать слабое место и бить.