В любом случае, даже если мотоцикл немного заносит, немцев не заносит никогда.
* * *
Хулио Антонио и его жена владеют одним из тех пригородных садово-огородных участков, которыми социализм, кажется, действительно наделил некоторое количество семей. Болеслао смутно помнит Хулио Антонио в богемные времена, наполненные вином и женщинами. Сам он тогда был бухгалтером и вел двойную жизнь, умудряясь сочетать размеренность и четкость, необходимые в его профессии, с сумятицей своего досуга.
Хулио Антонио, похоже, женился на женщине, имевшей кое-какие деньги (что для богемы типично), и вот она здесь, Пилар — средних лет, некрасивая, но стройная, и у нее все еще хорошая фигура. Хулио Антонио всегда внешне выглядел как крестьянин, даже когда не мог и подозревать, что, в конце концов, станет обладателем земельного участка в пригороде. Но теперь его деревенское лицо, руки агрария, благородная и простая дружба как бы получили естественное основание.
Ханс со смехом рассказывает им про бутылку, и снова называет Болеслао Гроком. Болеслао не смеется, понимая, что в этой истории разбилась не только бутылка, но и неожиданно разлетелось вдребезги все накопившееся в нем фиглярство — фиглярство его жизни, которое есть в каждом старом холостяке, в каждом пожилом человеке и в каждом пенсионере. Фиглярство, к которому общество подталкивает любого кто, хотя бы каким-то боком, становится в нем маргиналом.
Поскольку немецкого рейнского вина нет, Пилар ставит на стол крепкое красное вино — для всех, кроме Болеслао/Грока, допивающего остатки сиротского виски.
Болеслао/Грок садится рядом с почти погасшим камином, не снимая своего пальто «в ёлочку». Остальные рассаживаются вокруг, кто где хочет. В камине, напоминая строчку из Мачадо («как гаснущий деревенский очаг»), горит слабое пламя. Однако оно не обогревает этого дома, отплывающего от земельного участка и искусственного водоема, и оставляющего позади зиму и ночь. Камин только выглядит как деревенский. К нему приспособлен подержанный электрообогреватель, осовременивающий его и одновременно нагоняющий тоску.
Пока пьют темно-красное вино, закусывая ветчиной, продолжаются шутки по поводу того, как Грок/Болеслао разбил бутылку, а когда все становятся достаточно пьяными, решают выйти на снег голыми (принять «северную сауну»), чтобы снова ожить. Болеслао ограничивается тем, что отрицательно качает головой и остается один в помещении с сельским интерьером, с балками на потолке и толстым слоем известки на стенах. Он подозревает, что ему подали милостыню в виде такого виски из-за крестьянского сердоболия и прижимистости (жизнь в деревне сразу же делает людей жадными), так что сам идет на кухню, на небольшую кухню, пахнущую сельдереем, деревом и вином, и шарит там повсюду, пока не находит приемлемую/неприемлемую бутылку JB. Возможно, что у него выработался особый нюх на виски. Вернувшись со своей находкой на потертый кожаный диван, стоящий рядом с погасшим камином, он пьет из новой бутылки, предварительно получив удовольствие от процесса ее откупорки, и рассматривает календари, украшающие гостиную. На всех размещена реклама продуктов химической промышленности (удобрений или корма фрискис для сторожевых собак) за исключением прошлогоднего, на котором изображено ночное Бдение в честь Пречистой Девы. Вот что значит жениться на женщине с деньгами, на богатой — нужно терпеть Бдения в честь Пречистой Девы.