― Давай, ― прошипела она. ― Ударь меня. ― Драко тяжело дышал, его брови почти сошлись на переносице. Он стиснул зубы так, что они щелкнули у нее перед носом. Гермиона слышала этот звук, чувствовала его ярость. ― Ударь меня, ― повторила она.
Драко скрипнул зубами, на скулах заходили желваки. Близко, так близко от нее, о, черт. Ведь это то, чего хотел бы от тебя отец, не правда ли?
Его близость оглушала. Ее отражение плясало в его глазах. Неважно, насколько Гермиона владела голосом, все равно она выглядела до смерти напуганной.
― Разве это не то, что бы он сказал? ― она начала заикаться. ― Ударь меня. Ударь грязнокровную суку. Мы слабые. ― Ее лицо было так близко, и он хотел ударить, ему это было так... так необходимо, пока она, дрожа, стояла у стены и говорила эти острые, горячие, смертельные слова. ― Давай, ― еще раз повторила она. Остро, горячо, смертельно. ― Ударь меня, Малфой. ― И Драко сделал единственное, что могло его удержать.
Единственное. Он поцеловал ее.
Его губы обрушились на нее, и Гермиона ударилась головой о стену. Девушка глухо вскрикнула, плотно сжала рот и попыталась вырваться, оторваться от него.
― Нет! ― Несмотря на сопротивление, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. ― Иди ты в пень, Малфой! ― всхлипнула Гермиона. Она кожей чувствовала его дыхание, и от этого ее бросало в дрожь. Глубокий, испуганный, жестокий трепет вдоль спины, от которого вставали дыбом маленькие волоски на коже. Она снова попыталась вырваться, но Драко только усилил хватку.
Еще раз, медленно и крепко, он прижался губами к ее губам, и Гермиона замерла. Ее глаза, эти чертовы темные глаза горели огнем. Драко снова отстранился. Бесконечный миг они смотрели друг на друга, на целую секунду дольше, чем надо было, дыша, безмолвно крича, полные чего-то, всего, ничего, что могли бы понять.
― Я ненавижу тебя, Малфой. ― прошептала Гермиона. Шепот был резким, как рвущийся шелк, горячим, в нем чувствовались слезы. ― Я так тебя ненавижу.
И Драко прижался к ее губам еще один, последний раз. И ее рот открылся для него, позволил ворваться, почувствовал влажный жар его твердого языка. Гермиона коротко, резко застонала, когда его рука вцепилась ей в волосы, и он потянул ее назад, все сильнее прижимаясь. Драко был зол. Он целовал ее, чтобы наказать ее, наказать самого себя, и это и было наказанием, отчаянным, диким, безумным. Зубы вонзились в ее нижнюю губу, сильно и жадно. Он втягивал ее в рот и высасывал острую, сладкую кровь, выпуская только для того, чтобы попробовать верхнюю, почувствовать, как она дрожит, угрожает, просит не останавливаться. И он не мог остановиться, пробуя ее язык, прижимая свой рот к ее рту, свой язык... глубже и глубже.