Она никогда не стала бы умолять за свою жизнь, но сделает все что угодно ради ребенка. Реган облизнула губы, но во рту не было влаги.
– Пожалуйста, не делай этого.
Закрыв глаза, Тан глубоко вдохнул, и злая улыбка изогнула его губы.
– Запах твоего страха опьяняет. Какого это, чувствовать себя связанной и беспомощной, Реган?
Ужасающе. Это ужасающе.
– Делай со мной, что хочешь, – прошептала она, – но не… не трогай ребенка.
Его глаза распахнулись. На мгновение, он уставился на нее, белокурые брови низко опустились к янтарным глазам.
– Ребенка?
Как мог он упустить то, что выглядела она так словно проглотила арбуз?
Ребенок пнул ее, словно почувствовал, что о нем говорят, и Танатос посмотрел вниз.
– Какого…? – Танатос отпрыгнул прочь, не отрывая широко раскрытых глаз от ее живота. – Когда? – Он громко сглотнул. – Кто отец?
Вот теперь нужно было осторожно подбирать слова. Планировалось, что они подождут, пока ребенок появится на свет, а потом освободят Танатоса и расскажут ему про все…они надеялись, что даже если он придет за Реган пылая ненавистью и намереваясь ее убить, хотя бы ребенок будет в безопасности. Теперь… дерьмо. Она не знала, что делать. Странно, поскольку она всегда быстро соображала.
– Послушай меня…
– Кто?
Она судорожно вдохнула.
– Было бы легче, если бы Кинан был здесь…
– Кинан? – Танатос издал ужасное рычание, и Реган могла поклясться, что заметила проблеск клыков. – Отец Хранитель? Он посмел прикоснуться к тебе?
Посмел?
– Нет…
– Кинан! – От его рыка задрожало все здание, а потом, меч оказался в руке Всадника, а жуткие тени закружились у его ног.
– Это не Кинан, – заговорила она, но Тан не слушал.
– Кинан труп.
– Танатос! Эй, глухой Всадник. Это не Кинан. Это ты. – Реган погладила свой живот. – Ребенок твой.
***
Танатос жил в те времена, когда слова "обухом пришибленный" имели прямое значение. До сегодняшнего дня ему удавалось избегать ситуации, в которой он бы на собственной шкуре узнал, что значит это выражение. Но теперь понял каково это. Он стоял словно болван и молча пялился на живот Реган.
Его взгляд переместился выше. На грудь, которая, казалось, стала больше, на шею, и наконец он посмотрел в ее карие глаза. Они были так же прекрасны, какими он их помнил. Яркие, с ледяной твердостью воина, проглядывавшей сквозь пламя. Но они были затуманены страхом, подтверждая, что она не была глупой.
Когда он только вошел в комнату, то намеревался ее убить. Сейчас же он хотел выпить. Он станет отцом. За долю секунды он из девственника превратился в папашу.