Веласкес же, напротив, выбрал персонажей не слишком значительных, а один из них и вовсе был мало кому известен. Эзоп был баснописцем, а Менипп - философом-циником, о котором, несомненно, мы бы ничего не знали, если бы не свидетельства Лукиана Самосатского и Диогена Лаэртского. По их словам, Менипп родился рабом, затем вступил в секту циников, нажил много денег весьма сомнительным путем, а потом, в Фивах, потерял все, что имел. Легенда гласит, что он вознесся на Олимп, затем спустился в царство Аида и в обоих местах обнаружил одно и то же: коррупцию, обман и бесчестье. Веласкес изобразил его человеком весьма себе на уме, уже немолодым, но еще полным сил, одетым в лохмотья, бездомным и нищим, у которого не осталось ничего, кроме собственного ума и несгибаемой стойкости перед лицом невзгод. Эзоп на парном портрете держит в правой руке толстую книгу, в которой, без сомнения, собраны все его знаменитые, хоть и скромные басни. На портрете Мениппа также присутствует книга, но она валяется на земле, небрежно брошенная, раскрытая и порванная, словно ее содержание не представляет ни малейшего интереса.
Что и кому хотел сказать Веласкес, выбрав этого забытого всеми персонажа, этого вечного бесприютного скитальца, которого в жизни не ожидало ничего, кроме новых разочарований? Ведь ситуация самого Веласкеса в те годы была прямо противоположной: молодой художник, уже достигший известности и признания и, что немаловажно, положения в обществе. Возможно, он писал Мениппа как своеобразное предупреждение себе самому: чтобы напомнить себе, что в конце пути к вершине нас ожидает не слава, а лишь разочарование.
Вдохновленный этой мыслью, англичанин покинул зал, а затем и музей, и решил заняться более насущными проблемами. Дождь прекратился, и солнце выглянуло из-за облаков. Не колеблясь, он направился прямиком в дом герцога де ла Игуалады. На площади Кибелы он отступил на обочину, чтобы пропустить группу рабочих в кепках и фартуках, спешивших на демонстрацию или митинг - судя по тому, что некоторые из них несли знамена.
Благодаря своему высокому росту Энтони смог разглядеть нескольких расположившихся неподалеку молодых людей в голубых рубашках, с вызовом наблюдающих за этой картиной. Рабочие бросали на них полные ненависти взгляды. Вспомнив о том, что произошло прошлой ночью в клубе любителей корриды, Энтони подумал, что, пожалуй, лучше бы ему держаться подальше от подобных разборок и вернуться в Лондон сразу же, как только закончит дела, которые держали его в Мадриде. В то же время, ощущение близкой опасности и угрозы будоражило его, как будоражит все неизвестное человека, по своей природе рассудительного, педантичного и боязливого. Пакита, помнится, сказала на прощание, что в периоды великой смуты, когда случай решает, жить человеку или погибнуть, люди нередко действуют по велению минутного душевного порыва. Теперь он начал понимать смысл этих слов и спрашивал сам себя: что было бы, если бы прекрасная и загадочная девушка специально произнесла эти слова, чтобы он поддался минутному порыву, не задумываясь о последствиях?