- Значит, вы выступаете за тоталитарный режим? - воскликнул англичанин, внезапно охваченный гневом.
- Вовсе нет, - ответил маркиз. - Я предлагаю защитить Испанию от тоталитаризма, во много раз худшего, чем упомянутые вами режимы. А именно - от советского тоталитаризма, который растет, как на дрожжах, при попустительстве правительства и парламента, якобы избранных всеобщим голосованием.
- Сильные выражения, сеньор маркиз, - сказал Энтони.
- А дела обстоят еще хуже, - ответил тот.
- Значит, вы бы пошли по итальянскому пути?
- Нет, по испанскому.
Поскольку никому не хотелось превращать общую беседу в открытую конфронтацию, собеседники посчитали разумным на время оставить эту тему, и всё остальное время обеда разговоры вертелись вокруг темы традиционного образования. После обеда маркиз извинился, что должен спешить, распрощался со всеми с той приветливостью, что отличала членов этой семьи, крепко пожал руку англичанину и сказал напоследок:
- Для меня было большим удовольствием познакомиться с вами, сеньор Уайтлендс. Как друг этой семьи, которую я люблю как свою собственную, вы всегда будете моим другом. Я был бы рад увидеться с вами снова и очень надеюсь, что так оно и случится. Но если вы решите вернуться на родину, я от всей души желаю вам счастливого пути и удачи, и мне бы хотелось, чтобы вы хоть иногда вспоминали о нашей встрече.
Энтони остался ненадолго после обеда, но в отличие от предыдущего дня, не было ни музыки, ни веселья. Уход статного маркиза оставил брешь, которую, казалось никто не мог заполнить, словно удалившись, благородный гость забрал с собой весь кислород из воздуха, оставив разреженную атмосферу. Герцогиня, до сих пор такая оживленная перспективой в скором времени покинуть страну, впала в молчаливую меланхолию, будто уже почувствовала грусть изгнания. Герцог вел себя рассеянно. Его сын Гильермо, полный тревоги и раздражения, ушел через несколько минут, пробормотав неразборчивый предлог. Обе девушки тоже выглядели подавленными. Лили время от времени бросала томные взгляды на англичанина, а Пакита выглядела искренне обеспокоенной.
Энтони решил, что она питает к статному маркизу нераздельные чувства. И неудивительно: маркиз был красив, знатен, умен и без сомнения обладал страстной натурой. В Кембридже за него бы дрались, подумал Энтони. Потом, не отвергая эту возможность, он сказал себе, основываясь на имеющихся знаниях об этих людях, что это совсем необязательно. У женщины такого ума и положения, как Пакита, в текущей ситуации хватало мотивов для беспокойства и помимо романтических. И в конечном счете, какое мне дело? Завтра в это же время я буду в поезде, на пути в Андай