— Хорошо. А холст? Вы сказали, что он старый. Это тоже можно фальсифицировать?
— С этим сложнее. Поэтому я и обратил на него особое внимание. Он действительно старый. Но сколько ему лет, пятьдесят или триста пятьдесят, отличить, без специальных исследований, довольно трудно.
— Но если даже холсту пятьдесят, то вряд ли эти годы он пролежал в виде холста. Никто ведь не станет выдерживать его всю жизнь, чтобы потом, на склоне лет, использовать для фальсификации.
— Это верно. Обычно для этих целей используют старые, но малоценные картины.
— А старую краску при этом смывают?
— Не обязательно, можно просто писать поверх старой.
— А в вашем случае как было? Троицкий удивленно поднял брови:
— Не знаю.
— Вам следовало быть более любознательным, ведь, в конце концов, речь идет о вашей собственной шкуре, — упрекнула я собеседника.
— Не о шкуре, а о голове, — машинально уточнил педантичный искусствовед.
— Боюсь, что ваша шкура при оторванной голове не будет представлять большой ценности. Даже если вы завещали после смерти сделать из нее чучело для личного музея, — мстительно съязвила я, — как искусствоведу, это вам должно быть хорошо известно.
— Ваши шутки, Таня, очень дурного вкуса, — обиделся Троицкий.
— Хорошо, — согласилась я, — шутки в сторону. Так как насчет холста? Можем мы узнать, есть ли что-нибудь под фальшивкой или нет?
— Конечно, можем, — угрюмо подтвердил он, — я сделаю это, как только вернусь домой. Я раньше немного занимался реставрацией, и дома у меня есть все необходимое для расчистки. — Тогда не смею вас задерживать, — я поднялась из кресла, давая понять, что аудиенция закончена.
Неделей раньше
Трое заговорщиков собрались утром в квартире Назаровых.
Благодаров давал последние инструкции и уточнял детали плана обмена поддельной картины на вполне подлинные доллары:
— Итак, Олег подъезжает на своей машине к дамбе на Покровской стороне Волги в десять ноль-ноль. К этому времени я надеваю черную маску и подплываю на лодке к стоящему на якоре катеру, в котором сидят люди Кабана с деньгами, и передаю им картину. Они ее осматривают как могут…
При этих словах Олег слегка хихикнул. Назаров посмотрел на него осуждающе и пригрозил:
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Не заставляй меня опять надевать тебе на нос бельевую прищепку.
Олег знаком показал, что больше не будет, и Назаров продолжил:
— Итак, они ее осматривают и, если все пойдет нормально, отдают мне деньги. Тогда, в свою очередь, я их осматриваю, считаю…
— Все будешь пересчитывать? Это же очень долго, — вмешалась Зинаида.