Мне мгновенно захотелось дать ей отпор, сказать что-нибудь резкое, обидное… но в ее лице не было ни тени снисходительности, тем более насмешки. Вера отвернулась, и я мог поклясться – это для того, чтобы смахнуть слезы, отчетливо слышные в спокойном, казалось бы, голосе. Ее покровительственный тон – это же не от того, что она считает меня бесполезным и обременительным мешком мусора, а от желания скрыть собственную боль за меня, сделать вид, что все в порядке, чтобы не задеть лишний раз мое самолюбие. Господи, она же искренне любит человека, в чьем беспомощном теле я оказался! А я, скотина, еще злюсь на нее!
– Погоди минутку, – Вера коротко коснулась моего плеча, – пойду двери закреплю, чтобы не зацепить ненароком. Надо было раньше, да я позабыла, такая балда рассеянная. – Она тепло улыбнулась и вышла.
И опять я мог бы поклясться – точно раскрытую книгу читал, – что никакие двери тут ни при чем, что ушла она, потому что не могла больше сдерживаться. Сейчас всплакнет минутку и вернется – с сухими глазами, спокойной улыбкой и уверенным голосом.
А во мне вновь начала подниматься пугающе горячая волна: обида, гнев, ярость. Уже не только за себя, но и за эту милую женщину, которая искренне любит того калеку, в которого меня превратили. За что?!
Вообще-то люди часто вопиют «за что?!», обвиняя небеса, бога или судьбу в том, что им чего-то недодали, что вот если бы небеса, бог, судьба были помилосерднее, если бы дали шанс, нормальный шанс… Наверное, это в человеческой природе – сваливать на кого-то вину за собственные неудачи.
Но я-то точно знаю, что Он есть и, хуже того, любит развлекаться, наблюдая за нашими тараканьими бегами тут, на Земле. Сам сказал, что это Его любимое развлечение. А уж как, наверное, увлекательно глядеть за судорожными рывками того, кому не дали вообще ни одного шанса.
– Ненавижу! Ты мне отвратителен, – шипел я сквозь зубы, глядя в «звездный» потолок. – Мало того, что ты хихикаешь, подстраивая мелкие интрижки и любуясь, кто с кем как и где трахается. Но оторвать таракану ноги и сказать: беги!.. – Я сглотнул, окинув взглядом свое неподвижное тело. – Это низко, гадко, недостойно того имени, которым ты себя называешь! – В моем воспаленном сознании на мгновение мелькнула удивительно трезвая мысль о том, что Он-то как раз никак себя не называл, называл я, а Он, возразив пару раз, только посмеивался снисходительно, что, мол, с несмышленыша взять; но в голове пылал уже такой пожар, что у этой мысли было не больше шансов, чем у снежинки в пламени костра. Тем более что Он в этот раз не отвечал на мои обращения, и это бесило еще больше. – Знаю-знаю, – зло продолжал я, – каждый сам себе кузнец. Если что-то с тобой случилось, значит, либо заслужил, либо тебе послали испытание. И что каждому дается столько, сколько он может вынести, тоже знаю, наслышан. Но я и представить не могу, за какие провинности можно сделать человека живым трупом! Живым трупом, ты слышишь меня?! – Я уже почти орал. – Можешь сколько угодно делать вид, что не слышишь. Вот проживу эти дни, вернусь и все тебе выскажу! В игрушки поиграть захотелось? Сперва одного искалечил, потом меня сюда запихнул? Интересно поглядеть, как я дергаться стану?! Не дождешься! Не видать тебе моих слез. – Я изо всех сил напрягал горло и легкие. Мне казалось, что, если я буду кричать как можно громче, если я стану проклинать Его как можно сильнее, Он не выдержит и вернет меня. Хотя бы для того, чтобы ответить на мои ругательства. И тогда я просто вмажу ему! Несмотря на то, что он просто бесплотный Голос. Я найду, куда вмазать!