Настя мечтала, как будет нянчить обездоленную племяшку, и вот тогда окрестные кумушки, которые все всегда и про всех знают… Ну да, она любила веселье, шум, компании всякие. Любила гомон ночных клубов, когда от гула басовых ощутимо дрожит пол и щекочет внизу живота, а из углов тянет сладковатым травяным дымком. И всякие дурацкие придумки, вроде купанья в фонтане или плясок на мостовой, тоже любила. Ну и что, что глупо, зато весело! И гонки «убеги от гаишников» по ночным улицам – все машины исключительно «приличные», никакого отечественного автопрома! Что такого-то? Когда и веселиться, если не в молодости? Подъездные кумушки небось и родились уже сразу серыми, пожилыми, унылыми, безнадежно правильными, и слово «веселье» видели только в словарях. Зато теперь они будут коситься на нее, Настю, не укоризненно поджимая губы – и в кого такая оторва уродилась, сестренка-то у нее прям ангел, ангел, а эта только и горазда с отца деньги тянуть, тьфу! – а уважительно, с одобрением: надо же как о сиротинке-то заботится, вот молодчина-то!
Настя накупила гору всевозможных игрушек – плюшевых медведей, специальных развивающих кубиков, книжек-раскрасок – и мечтала, как весело им с Катюшкой будет во все это играть. Над кроваткой подвесила трубчатые китайские колокольчики, которые называются «музыка ветра» и могут отгонять злых духов. Мечтала, как будет наряжать малышку, водить в цирк, в зоопарк и в кафе-мороженое. А потом – дети ведь так быстро растут, это все говорят – повяжет громадные банты, купит самый лучший, самый правильный ранец и за ручку поведет в первый класс, и ранец будет вкусно-превкусно пахнуть, и все будут любоваться и ахать: какая красивая семья! Катя станет звать ее мамой – а как же иначе? – и только потом, потом, когда племянница совсем уже вырастет, Настя расскажет ей, что была у нее «мама, которая родила», но сразу «ушла на небеса», и Катенька ей родная, родная! А Катюшка, всхлипывая и улыбаясь, прошепчет, что Настя и есть ее настоящая мама, и они поплачут немножко вместе…
Мечтать было так сладко…
Вскоре, однако, оказалось, что дети растут, быть может, и быстро, но все же не настолько быстро, как мечталось. И не то что до школьного ранца – до пирамидок и кубиков еще жить и жить. Менять памперсы (а говорят, раньше были подгузники, и их приходилось стирать! Какой ужас! Это ж вовсе с ума сойти можно!), готовить молочные смеси, мыть бутылочки, гулять каждый день, таская туда-сюда тяжелую коляску. Коляска была дорогая, с миллионом всяческих облегчающих прогулочную жизнь приспособлений, и все время норовила зацепиться – за двери квартиры, лифта, подъезда. Недели через полторы после начала «новой жизни» Настя вместо прогулок стала вывозить коляску на балкон: ну а что, в самом-то деле, какая разница, где ребенок «дышит воздухом»? На балконе еще и лучше: внизу машины с их выхлопными газами, а на верхних этажах воздух наверняка ведь чище? Тем более что окрестные кумушки почему-то не торопились растроганно ахать ей вслед. Да и были ли они, кумушки? Вот во времена Настиной, как бы это сказать, бурной юности они точно были и вслед шипели, она точно помнит! А теперь не стало. И чего тогда надрываться с этой чертовой коляской? И так сил уже никаких. Дни сменяли друг друга так незаметно и были так неразличимы, словно это был один сплошной бесконечный день. День сурка.