— Семь бед — один ответ,— согласился Рун, и в тот же день княжна Мангупская была привезена в монастырь. Боярин дал им денег, и они не мешкая пустились в далекий путь.
И вот четыре ночи бегут они от княжеского гнева. Бегут, почитай, без отдыха. Ночью в седле, а днем у костра разве уснешь? Коней надо сторожить, костер поддерживать, да и если человек боится погони, он все время начеку. Какой уж тут отдых? На пятую ночь они совсем истомились, да к тому же началась непогодь. Над лесами и полями пошел дождь с ветром. Осенние запоздалые цветы, словно сиротинки, все еще надеялись на милость весны, а дождь холодный и бесконечный, хлестал их немилосердно, пригибал к земле...
Всадники вымокли до нитки, их неудержимо клонило ко сну, и когда в стороне от дороги за деревьями замерцал огонек костра, кони, не дожидаясь поводьев, сами свернули на боковую тропинку.
И в довершение всему около костра зазвучал рожок. Он выводил какую-то колдовскую, родимую донельзя мелодию — грустную и протяжную..
— А что, если там злыдни? — спросил Рун, натянув поводья.
— Может, и злыдни,— сказал Тугейка.— Добрые люди сейчас по домам сидят.
— Так зачем мы туда едем?
— А вдруг там хорошие люди? Костер жгут, на рожке играют — не таятся.
— Все равно я дальше ехать не могу. Пусть лучше убьют, но сперва я высплюсь.
На поляне они увидели шалаш из пихтовых веток, высокий навес, под которым горел костер, перед огнем сидел парнишка лет пятнадцати и дул в самодельный, берестяный рожок. Увидев незнакомцев, быстро юркнул в шалаш, и скоро оттуда выползли еще двое таких же подростков.
— Здорово ли живете, робяты? — спросил Рун, не слезая с седла.
— Живем помаленьку,— ответил тот, что сидел у костра.
— Какая нужда вас в непогодь в лесу держит?
— Наверно та же что и вас под дождем в путь послала.
— Мы едем по государеву спешному делу. Мы беглецов ловим. Они тут не у вас хоронятся?
— Поищите. Может, и хоронятся.
Рун соскочил с седла, помог опуститься на землю Тугейке, заглянул в шалаш и присел у костра, протянув к огню озябшие руки. Рядом с ним сел Тугейка.
— Продрогли насквозь,— сказал один из подростков.— Может, кипятком кишки прополощете?
— Не мешало бы,— ответил Тугейка.
Паренек быстро вполз в шалаш, вытащил оттуда закопченный котелок, повесил над костром. Потом бросил туда пучок сухой травы для заварки. В это время рожечник (он, видимо, был старший среди парней) вытянул из шалаша два ветхих полушубка и сказал: