Никем не замеченный, в двери вырос солдат. Засосало под ложечкой, в углу виновато замолчал кларнет, оборвав пассаж на полутоновом робком звуке. Солдат вошел, развязно улыбаясь, молча прошелся вдоль стены, где висели инструменты, потрогал банджо и долго стоял, приблизив ухо к струне издающей тихий замирающий звук.
— Альзо! — Он вскинул голову. — Лешка вам передал гостинец.
На стол шлепнулась коробка «Юнака», а солдат ушел так же неожиданно, как и появился. Он направился в стоящий рядом барак, смешно вскидывая каблуки сапог с широкими раструбами коротких голенищ.
Мельниченко предложил не трогать папирос.
— Откуда вы знаете, что это за солдат. Может быть, Лешку схватили, а это провокация, на которую нас хотят поймать.
— Если папиросы останутся целыми, будет вдвойне подозрительно, — с жаром возразил Чиж. — Ты только подумай: пленные — и вдруг не взяли папирос! И вообще ты брось!
На Мельниченко набросились и остальные. В мундштуке папиросы был спрятан кусочек кальки.
«Меня отстранили от работы в лагере. Положение загадочное. Возможны неприятности. Готовится большой транспорт».
— Я ж говорил, — закипел Мельниченко. — Допрыгались! Распустили языки, как коровье ботало!
На этот раз его не останавливали. Каждый чувствовал какую-то досадную неловкость, был угнетен этой недоброй вестью.
Через несколько дней тем же способом Леша еще раз дал знать о себе:
«Немцы ничего толком не знают. Спокойствие. Транспорт готовится в Моосбург. Берегитесь Мороза!»
Почему беречься Мороза? Кто он?
Дальше в записке мелкими, почти микроскопическими буковками была написана сводка Совинформбюро.
— Молодец Леша! — восторгался Чиж.
Мельниченко мрачно пробасил:
— Был молодец, да волки съели. Будь он осторожнее — все было бы по-другому.
— Да ну тебя к черту с твоим «осторожнее». Под лесом живешь, а соломой топишь.
— Не к черту, уважаемый мудрило. Осторожность — залог конспирации.
— Конспиратор! — Дядюшков насмешливо фыркнул. Мельниченко разозлился.
— Валяй иди немцам прочти сводку. Что, слабит? А того не чуешь, что Лешка тянет нас под топор! Добро было бы за что, а то… сводочки, газеточки…
— Жаль, Николай, очень жаль, — с искренним сожалением покачал Женя головой. — Голова у тебя хорошая, да дураку досталась.
— Идем, Женя, пройдемся. — Чтобы избежать скандала, я увлек Чижа за дверь и дальше, на лагерную площадь.
В начале мая нас отправили в Моосбург. Было нас не так уж и много, как мы предполагали вначале, — сто пятьдесят человек. В отправку попали все приехавшие со мной из Вольгаста и девять человек из оркестра. Оркестр прекратил свое существование; остальных разогнали по баракам.