– А что будет? Ничего. Таки Олежек человек разумный, естественно, он вернет ребенка матери.
– Но девочка наверняка к нему уже, так сказать, привязалась?
– И здесь не вижу проблем. Моя Леночка вовсе не какая-нибудь стерва. Олежка сможет навещать Ирочку, да и она бегать к нему, и к Павлу с Верой. Чтоб ты знал, чем больше у маленького человека близких, тем уютнее ему на этом свете. Ты-то должен таки это понимать. И еще, Тиша… Ты себе можешь представить, как она хочет увидеть дочь? Мать почти шесть лет не видела своего ребенка! Ты хоть соображаешь, что это значит?!
– Могу только догадываться. – Улыбнулся Тихон: – Но в чем проблема? Дети у Павла с Верой. Надо им позвонить…
– Нет, без Олежки я никому ничего объяснять не буду. Когда он приедет?
– Обещал прилететь вчера. Но я его еще не видел.
В кабинет заглянула Юля:
– Тихон Иннокентьевич! Павел Михайлович Паперный в приемной.
– Этот гусь пожаловал! – Обрадовалась Межрицкая: – Сейчас я ему скажу, кто он есть.
– Зачем, мама Руфа? – Удивился Постников. – Среди детдомовцев отравленных молоком не значилось.
– Как это зачем!? Пусть таки знает, что в чужие квартиры дочек подселять нельзя.
– Мама Руфа, я сам разберусь. – Попросил Тихон и повернулся к Юле: – Скажи Паперному, пусть подождет. Я пока занят.
Дамы допили чай. Елена осилила только половину шоколадки, оставив недоеденную часть на блюдечке. Старая воспитательница возмутилась:
– Лена, ты видела, как я спрятала свою шоколадку? Запомни, работая в детском доме, ты имеешь не одну дочь, а пятьдесят семь. И еще таки сорок шесть сыночков. Так что оставлять сладости нельзя. Дома пригодятся.
– Возьмите и мою. – Тихон шоколад не тронул и протянул Межрицкой. Она моментально спрятала в сумку и его плитку. Проходя приемную, Руфина Абрамовна смерила монументальную фигуру Паперного брезгливым, пренебрежительным взглядом. Павел Михайлович заморгал и удивленно посмотрел ей вслед.
Заводчик никак не ожидал, что мэр поднимет вопрос о квартире дочери. Он явился в кабинет в прекрасном настроении, поскольку санитарная инспекция на молокозаводе возбудителей инфекции не нашла. А все обернулось весьма скверно. Мэр не бранился, не повышал голоса, он был спокоен, только его глаза стали колючими и жесткими. Они беседовали всего минут двадцать. Закругляясь, мэр попросил:
– Вот что, Павел Михайлович, давайте начистоту. Вы признаетесь, что дали Стеколкину взятку, а я не буду подымать бумаг вашего завода. Уверен, если в них покопаться, заводик ваш можно вернуть государству. Наверняка там есть моменты для цепкого юриста. Ведь вы создали кооператив на базе, так сказать, государственного оборудования.