– Это шантаж?
– Нет, это вполне деловой разговор. Вы мне сдаете взяточника. А я вам зеленый свет. Прикиньте. Я это дело все равно так не оставлю.
Паперный задумался:
– Допустим, признаюсь… Но, по закону, и я сяду. Если выбирать из двух зол – лучше свобода, чем завод.
– Я вам лично обещаю, что, так сказать, за чистосердечное признание прокурор Рябов потребует у суда для вас не больше года и то условно.
– А судимость? А общественное мнение? – Возразил Паперный.
– В прессе вас опишут героем, а судимость за заслуги, так сказать, перед обществом часто снимают.
– Вы странный человек, Постников.
– Чем же?
– Все вас знают как рыцаря-идеалиста, а вы предлагаете такое…
– Я, Павел Михайлович, учусь на своих ошибках. Чтобы привести город в цивилизованное состояние, приходится, так сказать, менять характер. И я буду использовать все средства, чтобы люди вздохнули и поверили новой демократической власти.
– Сильно сказано. Хорошо, я подумаю…
– Подумайте. Если за два дня я не получу ответа, ждите у себя на заводе ревизию из Москвы. Вы свободны.
– То-то директриса вашего детского дома на меня так посмотрела… – Грустно усмехнулся Паперный, направляясь к двери.
– Как посмотрела?
– Как на раздавленную змею. – Пояснил владелец молокозавода и взялся за ручку двери. Постников его остановил:
– Подождите. В квартире оставались мебель и вещи женщины. Где они?
– Мы с Асей все выбросили. Ничего ценного там не было.
– Для вас ценного. Так вот, чтобы не оказаться в тюрьме еще за воровство, возместите вдове ущерб полностью.
– Пусть напишет сумму. – Вздохнул Павел Михайлович и, наконец, удалился.
Вчера Стеколкин явился домой поздно. Одной бутылкой кристалловской водки друзья не ограничились. Курдюк еще два раза навещал свой гараж, извлекая из ящика добавку, и застолье затянулось до ночи. Флегматичная супруга Стеколкина, как всегда, оглядела мужа и, беззлобно обругав его скотиной, постелила в кабинете.
Утром Вячеслав Антонович проспал выгул болонок и на сорок минут опоздал на работу. Не успел сесть за стол, по внутреннему позвонила секретарша мэра, и сообщила, что Постников ждет его в двенадцать ноль, ноль.
– Совещание намечается?
– Нет, он ждет вас, лично. – Ответила Юля. Пока размышлял, что бы это значило, в дверь постучали.
– Заходите, – крикнул он и увидел Голенева: – Вы ко мне? Вообще-то сегодня у меня не приемный день, но вас, Олег Николаевич, я всегда приму с удовольствием. Присаживайтесь.
Голенев садиться не стал. Он молча запустил руку в карман и достал маленький сверточек: – Вам велели передать.
– Кто, если не секрет? – Улыбнулся Стеколкин. Принимать дары он привык и всегда испытывал в такие минуты тихую радость.