Наши войска освободили несчастных пленниц только весной сорок пятого. Однако прежде, чем отпустить, особисты долго мурыжили их допросами и проверками. Как-никак, ведь узники лагеря три с лишним года работали на благо фашистской Германии. Но сколько было таких невольных пособников врагу - не сосчитать! В конце концов, большинство невольниц были отпущены и разъехались по домам. Клеймо на плече, прядь седых волос и загубленные человеческие души, не способные больше любить и верить людям, были им, двадцатилетним, «наградой» за «доблестный» труд в годы этой ужасной войны.
7.
Антонина, оставшись в оккупации - без дочери, с малолетним Валентином на руках, долго была сама не своя от горя. Думала: что она скажет мужу, когда тот вернётся домой? Не уберегла, не сохранила родную свою красавицу, кровинку… Детей у неё больше не будет - годы не те. Да и зачем нужны другие дети, если все они без памяти любят, скорее, любили ненаглядную милую Танюшу? Несчастная женщина почему-то думала, что больше никогда не увидит своё дорогое дитя, которое растила в любви и ласке. Для чего? для фашистского рабства?!
Забегая вперёд, скажу, что в какой-то степени она оказалась права. Татьяна вернулась из плена совсем другим человеком - необщительным, малоэмоциональным, замкнутым в себе. В глазах девушки, порой, угадывались какие-то не свойственные ей ранее злобные звериные искорки. И ещё - она никогда, до конца своих дней, не носила платьев с коротким рукавом...
Жизнь в оккупированном донецком городке текла своим чередом. Все оставшиеся более или менее трудоспособные мужчины были отправлены на восстановление шахт Донбасса. Содержались они за колючей проволокой в построенном ими же бараке, и только изредка к воротам лагеря допускались родные, приносившие несчастным еду, хотя сами при этом жили впроголодь.
Вылазки партизан наносили ощутимый ущерб фашистам, которые до ужаса боялись лесов и снегозаграждающих посадок вдоль железных дорог. В конце лета 1942-го года и всю осень женщин заставляли вырубать деревья и кустарники, чтобы было видно с проходящего поезда не только партизан, но и любого прохожего. По подозрительным стреляли без предупреждения.
Отказаться от работы было нельзя, и Антонина ходила на эти лесозаготовки, оставляя, как и другие, семилетнего Валентина соседке, древней старухе. Женщины делились с бабушкой продовольственными пайками, которые получали за работу у немцев. Так и жили.
Но не все оккупанты были извергами. В городе стояли итальянцы, союзники Германии. Многие из них искренне сочувствовали нашим людям, помогали им. Однажды полицаи задержали женщину, уклонявшуюся от принудительных работ. Её долго били, допрашивали, пытаясь дознаться, не связана ли она с партизанами. Проходивший мимо управы итальянский офицер через окно услышал крики несчастной. Зайдя в дом, он увидел, что пьяный изувер пытается её насиловать. Удар кулаком - и расквашенный нос насильника стал расплатой за издевательства. Эмоциональный монолог разгневанного иноземного воина отрезвил не в меру ретивого фашистского нахлебника, который без перевода понял, что от него требуется. Женщину отпустили, и она, не дожидаясь нового ареста, действительно, ушла к партизанам.