Ватажники притихли: вспоминали павших товарищей, молчали, не решаясь нарушить наступившую тишину.
Так продолжалось недолго. После третьего ковша у лесовиков заблестели глаза, развязались языки, в руках появились полированные, из красной глины чары и кружки, медные чеканенные ковшики.
Погодьте, молодцы! — повелительно поднял руку атаман.— Все ли тут? обвел он сидевших у костра внимательным и строгим взглядом.
— Кроме дозорных, все,— ответили ему.
Добре. Дело есть, молодцы, обсудить надо.
Ватажники, кто удивленно, кто настороженно, уставились на чернобородого.
Мало пас осталось,— хмурясь, начал он.— По весне боле полуста было, ныне и двух дюжин не наберется. Кого до смерти убили, кого поимали, а кто и подался неведомо куда. Только вчера стольких наших братов не стало...— И вдруг повысил в сердцах голос: — Кто-то упредил окаянного Сидорку Валуева! Знал, что придем! Ан не уйдет вор от расплаты, дознаюсь, кто он! — Гнев исказил лицо атамана. Некоторое время он молчал, глядя на притихших сподвижников, испытующе переводил колючий взор с одного на другого. Чуть подольше задержал глаза на Епишке, но тот, кривя тонкие обветренные губы в наглой усмешке, невозмутимо смотрел на него.
Явное дело, упрежден был Сидорка,— несколько успокоившись, продолжал Гордей.—Дворню вооружил, псов с цепи поспускал, даже сирот-трудников из монастырского села пригнал. Проку-то от монастырьих людишек мало оказалось, поразбегались они, да и кому охота за нечестивца сего голову свою класть...
Добре, хоть не ушел Сидорка. Гридя и Истома, царствие им небесное,— молодцы! — подал голос Ивашко и добавил: — А что упрежден был сын боярский, не иначе. Ежели не знал бы, откуда б те осторожники взялись?
Так купчих грамот и не сыскали. И куды он их, окаянный, припрятал, там же и на мою деревеньку были? — громко, с хрипом вздохнув, безнадежно развел руками Корень; его длинный подбородок, заросший редкой кустистой волосней, обвис, казался еще больше, чуть не в пол-лица, всегда лихо сдвинутый набок обтрепанный поярковый колпак был нахлобучен на лоб.
И хоромы спалить не успели! — досадуя, воскликнул другой лесовик с болезненно-желтым отечным лицом и темными мешками под запавшими глазами.
Слава богу, Рудак, что в живых остался,— буркнул еще кто-то.
Ежли бы не Клепа, что на болотную стежку вывод, никто б не ушел,— с необычной для него серьезностью заметил Митрошка.
Ин ладно, передумкой прошлого не воротишь! — махнул рукой атаман.— Придет час, узнаем, кто иуда. Ныне ж о деле поговорить надобно. Долго мыслил я об том и вот что скажу вам, молодцы, Вельми опасным стал промысел наш в тутошних местах. На боярские и монастырьи села не сунешься с силой такой, купцы в одиночку не ходят, большие обозы со стражей нам не взять. А тут еще острожники серпуховские и коломенские дыхнуть не дают! Надо уходить отсюды! — повысил он голос и, не обращая внимания на ропот, который послышался вслед его словам, громко продолжал: — Да, уходить надо. Давно уж я об том думал, а после дел вчерашних и вовсе решил: за Оку пойдем, в Рязанские земли!