Можно и заночевать,— согласно кивнул долговязый, с небольшой бородкой и, сняв шлем с орлиным пером, вытер рукой потный лоб.— Люди устали, а татары сюда не сунутся, да еще в ночи.
Верно, Максим,— подтвердил первый и, пытливо взглянув на третьего всадника, продолжавшего молчать, настойчиво произнес: — Тут, княже, и устроим привал.
Отдавай наказ, Устин! — бросил тот.
Конники вьехали на поляну и окружили Владимира и тысячников тарусской дружины Максима и Устина. Последний, приложив ладони к губастому рту, громко скомандовал:
Вой! Спешиваться на ночевку! Коней расседлать! Держаться своих десятков и сотен!
Сотники стали выкрикивать имена своих десятников. Кое-как разобравшись при зыбком лунном свете, люди расседлывали коней и располагались на ночлег.
Тысячники объехали лесной стан и, выставив дозорных, вернулись к Владимиру. Князь в мрачной задумчивости сидел на стволе поваленной буреломом липы. Оба его стремянных были убиты, коня расседлали молодые порубежники Никитка и Алешка, они же помогли Владимиру снять тяжелый панцирь, который вместе с украшенным серебряными нитями шлемом и двуручным мечом лежал теперь у его ног. Длинные, до плеч, светлые волосы обрамляли худое, осунувшееся лицо. В полумраке молодой князь казался юным отроком. Тысячник Устин ткнул своего напарника кулаком в бок, шепнул на ухо:
Дитя, да и дитя!..— А вслух промолвил степенно: — Княже, вой просят дозволения костры развести. Мы с Максимом советовались, мыслим, что можно.
Владимир молча кивнул.
На лесной поляне заплясали огни костров. Люди доставали из переметных сум припасы: ветчину, сухари, огурцы, усаживались за еду. Но не все трапезничали, большинство воинов так устали за этот день, что тут же засыпали, повалившись на траву.
Это были остатки разбитой шуракальцами Бека Хаджи тарусской рати — несколько сот княжеских дружинников, которых после гибели в самый разгар битвы князя Константина Ивановича возглавил его младший брат Владимир. Они сумели оторваться от погони шуракальского хана и укрылись в лесной глухомани. Татарам удалось захватить в полон лишь немногих. Но ополчение было разбито. Вражеские всадники смяли горожан и крестьян, вооруженных топорами, дубинами и косами, и, окружив тарусцев, многих из них порубили и взяли в полон.
На поляне слышался храп усталых, измученных людей. Гасли костры. Пылал лишь один, возле которого сидели Владимир, бояре и сотники княжеской дружины. Все угрюмо молчали. Поражение, бегство, неизвестность угнетали тарусцев.
Сызнова повторю вам, други: один у нас выход — идти в Волок Ламский к князю Серпуховскому! — наконец заговорил князь Владимир.