Шли походным порядком. Впереди – Таши, у него и глаз поострее, и направление держит лучше прочих. Недаром его пестовал безрукий колдун Ромар – всему научил воспитанника. Следом Калюта во всеоружии своих погремушек. Калюта тоже Ромаров выученик, но учился тайным, волшебным делам и уже семь лет ходит с бубном, хотя главный шаман – слепой Матхи ещё тлеет в своей землянке. Но это не беда, и прежде бывало в роду два шамана. К тому же Матхи сильно одряхлел и давно не ходит по верхнему миру. Люди редко доживают до таких лет, особенно сейчас, когда настали худые времена. Конечно, безрукий Ромар ещё старше – кто говорит, что втрое, кто – впятеро. Иные и вовсе верят, будто Ромар помнит первопредка Лара, а жить будет, покуда небо не упадёт на землю. Но это уже сказки, просто Ромар и сам давно сбился со счёту и не может сказать, сколько же ему лет. Ясно одно – много, простые люди столько не живут.
Так или иначе, но те, кто не просто слушал поучения бессмертного старца, но ходил с ним в походы на восемь сторон света, выучиваются лучше прочих и умеют такое, чего другие и до седых волос не всегда могут. В малом отряде таких трое – Лишка тоже была привечена безруким, любит Ромар тех, кто среди родичей особняком стоит. За то многие на безрукого колдуна косятся, но уже давненько против слова не говорят. Даже новый вождь – темнеет лицом, когда на совете слово берёт безрукий, но слушает и не перечит.
Лишка и Данок шли последними, сгибаясь под тяжестью загонных копий. За этот поход копья пригодились трижды, когда встречались одинокие птицы. По одной диатрим бить можно, невелика наука, главное – стой твёрже. А ежели попадётся навстречу отряд карликов верхом на страшных птицах, то тут вся надежда на шамана. Для этого есть у Калюты волшебная вещица – драная шапчонка из линялой белки. Натянет её шаман вместо рогатой шапки, застонет чужими словами, призывая неведомые силы, обнимет руками путников, и никто их заметить не сможет. Совсем рядом проскачут враги, а ничего не увидят. Без этого в поход на кочёвки диатритов не пойдёшь, а если пойдёшь, то назад не воротишься.
К полудню путники одолели немалый кусок, так что пески начали уступать место сухой степи, поросшей редкими корявыми кустами. Да оно и нетрудно, налегке. Туда шли – пёрли на себе запас воды на две недели, а теперь вся вода в одном бурдюке у Таши, а у Данка и Лишки на копья насажено по здоровенному ломтю птичины. Задень мясо подвалится, и лишний день можно будет идти, не останавливаясь для поисков пищи.
На днёвку остановились на твёрдом месте. Вновь, покуда из неё не ушёл весь сок, пожевали птичины. Отхлебнули по одному глотку воды, только смочить рот – больше пить Дзар не велит. Потом сели в кружевной тени безлистного куста, прижались друг к другу, приготовились пережидать самый зной. Таши привычно прислонился спиной к Лишке. Эти двое с младенчества привыкли быть вместе, долговязая девчонка была малолетнему Таши заместо старшего брата. Старухи, когда считают кровь, о Таши поминать не любят. Уника, Ташина мать, была наследницей мудрой бабы-йоги, уже и тогда половину времени проводила неведомо где. К тому же молодая колдунья ни к одной семье в роду не принадлежала, жила сама по себе. И Таши, следом за ней, хоть и член рода, а ни в какую семью не входит. А крови в нём намешано всякой, и от чернокожих племён, и от неведомых прохожих людей. Лишка потому и жива, что в Таши есть толика крови её соплеменников. А то бы давно убили девку, признав чужинкой, – новый вождь на это дело строг.