Наверное, он скучал бы от своих книжных занятий, помноженных на бесчисленные поездки, если б не был столь спокоен от природы и столь щедро одарен физически. Вере он всегда представлялся сказочным Алешей Поповичем, не тем, с картины Васнецова, но каким-то другим, подлинным, поповским сыном или внуком, которого позвала иная дорога. Вероятно, так все и было. Родословная приятеля Веру мало интересовала и складывалась больше из бесконечных его исторических бестселлеров, которыми зачитывался широкий круг любителей загадочных древностей.
— Я наблюдала за тобой. — Вера произнесла это тихо, будто боялась, что на вопрос, высказанный более громким голосом, Володя не ответит. — Тебе знакомы эти псевдонимы?
— Кроме Капитона Бабавана, эта фигура мне ни разу на страницах прессы не встречалась. А об остальных могу сказать пока одно: все они принадлежат разным людям, которые в действительности честно пашут на разные серьезные и полусерьезные издания, не отличающиеся особенной желтизной. И при чем тут какой-то Тетехин…
— Тетерин, — поправила Вера.
— Ну да. Прикажешь выяснить?
— Конечно, если можешь, и немедленно.
Выражение лица Осетрова говорило о том, что вот сейчас, тут же, он кинется выполнять эксклюзивное поручение своей владычицы и повелительницы, не взирая на абсолютную невыполнимость этого задания, но вместо этого он вдруг охнул, развел растерянно руками и с криком «Тупой осел!» ринулся в прихожую, откуда принес букет влажных цветов. Это были восхитительные мелкие алые розочки с твердыми зелеными листочками, колючие, шевелящиеся.
— Тебе, — прогудел Осетров. — Я как раз оказался в одном из великих русских монастырей, под Калугой. Эх, какая это была обитель когда-то! Там какие-то бывшие моряки построили теплицы, выращивают для монахов овощи и все такое прочее. У меня ощущение, что розы там развиваются сами по себе, вышли откуда-то из-под земли.
Владимир был в своей традиционной роли, давая через себя выговориться и расхвастаться руинам, деревьям, тем же цветам, извилистым дорогам.
— А со мной тут всякого наслучалось, — сказала Вера, все еще разглядывая сами по себе шевелящиеся розы с блестящими серебряными каплями влаги.
— Мы с тобой одной крови, ты и я… но боги азбучных истин — вот боги на все времена, — без важности произнес он обыкновенное свое приветствие из любимого Киплинга, которого знал, как многое другое, наизусть. Больше всего он любил роман «Ким», как видно сожалея, что по сложению, происхождению и воспитанию не мог быть изворотливым английским подростком Кимом, выросшим в Индии и талантливо играющим в Большой Шпионской Игре на милом сердцу Востоке.