— Исполнение уникальное и поразительное, — бархатно, по-соболевски, произнес Калитин.
— Да кто ж спорит, — согласился Владимир Павлович, — и все же откройте секрет. Ну мы все здесь свои. Верочка, вам есть восемнадцать? Кушайте побольше этой чудесной рыбы, это муксун, из Сибири. Не знаю, отчего до сих пор кто-нибудь из наших многочисленных поклонников этой рыбы не сочинил, например, «Муксун-сюиту»?
— Так ты презираешь современных композиторов, Володя? — изумленно подняв брови, спросила Соболева. — Это странно, я думала, что все как раз наоборот. Что одно только настоящее тебе мило и что-то говорит твоему сердцу. Прости, что я так ошибалась.
Рудольф тут же назвал несколько имен, заявив, что эти музыканты несомненно талантливы.
— Умница, Рудик! — с пафосом произнесла Соболева. — За ними будущее. Эти мальчики мне известны, Володя. Я даже не представляю, что бы ты с ними мог сделать.
— Возникла бы новая «Могучая кучка», — разрядил напряжение внимательный Суриков.
Она делала все возможное, чтобы не возвратились к разговору о Вере, так стремительно начатому Третьяковым. И это ей удалось сделать с блеском. Как поняла Вера, это произошло в первые несколько секунд. Извинения Соболевой и ее невинная ложь о только что состоявшемся разговоре с Верой перекроили весь вечер.
Третьяков даже обрадовался тому, что можно просто отдыхать. Он вернулся к одной из любимых своих масок — лучшего лектора Москвы.
— Володю понесло, — так выпьем же за это! — торжественно провозгласила Соболева. — Расскажи нам, как ты участвовал в разрешении Карибского кризиса. Или как собирался бежать в Америку через Камчатку. У тебя, Володя, весьма богатая биография.
Третьяков и не думал обижаться на Соболеву, а все принимал как должное.
«Рудик, — думала Вера, зачерпывая черную икру серебряной ложечкой, — знает своего профессора отлично, и не зря же называет его истинным человеком жизни и в этом смысле гениальным. Что это за специальность такая, я не могу знать, может, я тоже человек жизни? Живу как-то. Ни с того ни с сего».
Эти Суриков и Калитин, думала Стрешнева, приделаны к Третьякову нездешней силой, они ведь очень сильно отличаются от него. Да, может, и не любят его совсем. Но как смотрятся рядом с ним. Как в кино. А вот Тульчин оказаться тут не мог бы. Потому что он сам по себе как этот вальяжный профессор. Несмотря на то что в два раза моложе.
А Третьяков специалист по кадрам просто выдающийся. И Даутов ведь никем ему не навязан. Владимир Павлович сам заметил его на каком-то дурацком утреннике и угадал в мальчонке все его возможности. Так профессор говорил на первом курсе, смешно описывая румяного карапуза, «который скоро всех за пояс заткнет». Да, так и говорил.