Катя вспомнила, как получала в музыкальной школе на экзаменах незаслуженно низкие отметки только потому, что терялась, робела одна на сцене, увидев в пустом зале за столом суровые лица педагогов во главе с завучем и директрисой…
Они внушали ей животный, панический страх, и Катя путала ноты, забывала текст, пальцы дрожали, и вместо вибрации получалось скрипучее взвизгивание… и скрипка в ее руках оправдывала свое название…
Нет, Катин удел не сцена и не театральные подмостки. Ей нужно что-нибудь тихое, вроде Фединой лаборатории…
И ей, как никому другому, было понятно Димкино душевное состояние, его мандраж. Хоть он и хорохорится из последних сил, но ведь сам осознает всю ответственность момента. И от этого осознания становится еще хуже.
Поэтому Катя заранее отпросилась у хозяина на сегодняшний день, только Димке не стала говорить об этом. Пусть будет маленький сюрприз.
Она встала пораньше и пожарила его любимую цыганскую яичницу, накрошив в сковороду все, что оставалось в холодильнике: хлеб, помидор, колбасу, лук, зелень, а сверху залила яйцами и потерла остатки сыра.
Димку она разбудила поцелуем, когда готовый завтрак уже томился под крышкой.
— Вставайте, граф, вас ждут великие дела!
— Что? — подскочил он. — Проспали? Трудно было завести будильник?!
Катя пропустила мимо ушей его выпад и засмеялась:
— Будильник звонил, милый… Ты не слышал? Не беда… Времени у нас вагон! Ты лучше понюхай, чем пахнет?
Димка с шумом втянул ноздрями воздух и уточнил:
— Цыганская?
— А то!
И тогда он быстро вскочил с кровати и помчался на кухню. Приподнял крышку, изучил содержимое сковороды и удовлетворенно кивнул:
— Молодец, одобряю… Давай накладывай, а я пока умоюсь.
— Димочка, тебе кофе с сахаром? — крикнула вслед Катя.
— Конечно! Для мозгов полезно!
Странно, что его даже не заинтересовало, почему это Катя задержалась дома. Ведь обычно она уходит ни свет ни заря… Но он так погружен в свои переживания, что вряд ли способен замечать что-нибудь вокруг.
Он уселся за яичницу и даже не отреагировал, когда Катя надела свое самое нарядное летнее платье — белое, в крупных голубых подсолнухах. Оно так шло к ее голубым глазам и светлым волосам… В прошлом году Димочка то и дело восторгался им, а теперь и головы не повернул.
Катя демонстративно покрутилась перед ним.
— Перестань, — скривился он. — И так в глазах круги… Наверное, у меня давление поднялось.
— Это нервное, — сказала Катя.
— И как ты догадалась? — усмехнулся он.
Нервы нервами, а завтрак он уплел весь, подчистую. Даже не спросил, ела ли Катя…
Впрочем, она от волнения и крошки не могла проглотить, словно не Димке, а ей самой вновь надо было предстать перед взыскательной комиссией.