Не медля собрали крестный ход и пошли вкруг Кремля, неся впереди Заступницу Володимирскую…
А в ту же ночь крымскому хану сон приснился. Явилась к нему с горы Дева, вся в белом, а сияние от нее шло золотое… А за нею шло войско многотысячное…
Испугался хан, поняв, что Святая Заступница христиан сама возглавила их войско. А со страху да спросонья померещилось ему, что крестный ход с иконой и хоругвями и есть то самое войско…
В спешке, в панике бежали татары от стен Москвы, не решившись на битву…
Я видела это как наяву, видела перекошенные страхом узкоглазые лица, слышала ржание и хрипы коней, шум и мольбы, нестройный хор поющих «Осанну» голосов, чуяла запах пота и дыма…
И я видела впереди длинной людской процессии молодую красивую женщину в белом платье с голубым пояском. Длинные золотистые волосы были распущены вдоль спины…
Я спросила ее:
— Кто ты?
И она рекла мне:
— Мария…»
Брат Кирилл закрыл самиздатовскую книгу в дешевенькой бумажной обложке и посмотрел на Катю.
Она сидела на стуле неестественно прямо, прикрыв глаза и подняв лицо вверх.
Руки лежали на коленях ладонями вверх, а пальцы слегка шевелились, словно она перебирала ими некие невидимые, опущенные с высоты нити…
Собрание проходило в помещении детского сада и было немногочисленным. Странно и неуклюже смотрелись великовозрастные дядьки и тетки, расположившиеся на низеньких детских стульчиках, в окружении стеллажей с игрушками, к которым был прислонен все тот же портрет Девы в белом.
— Она в трансе, — тихо сказал собравшимся брат Кирилл. — Просите мысленно Заступницу сейчас о самом сокровенном, Катя донесет через себя к Ней ваши мольбы.
Его паства послушно опустилась на колени и согнулась в земном поклоне, упираясь лбами в пол.
«…Я здесь, в двадцатом веке, я вернулась. Я прошла сквозь толщу времен.
Я вижу молящихся людей, слышу их мысли, обращенные ко мне. Вернее, через меня к Ней. К той, что смотрит с золотистого холста…
И сейчас я верю, что Она может исполнить все просьбы.
Моим ладоням горячо, словно на них светит мощная лампа-солюкс. От них по всему телу разливается тепло…
На мне тоже длинное белое платье, как у Нее… Я мысленно вторю десяткам отдающихся во мне молитв, присоединяя к ним свою:
— Аве, Мария…
И мне кажется, что это уже было со мной раньше…
Да… Я надевала длинное белое платье… потому что Димка испортил мою блузку. Свадебное платье его матушки…
И неимоверно пышное свадебное платье моей сестры Лиды, переделанное для выпускного бала…
Как часто я, оказывается, носила белое…
— Аве, Мария! — пела я тоненьким голоском со сцены, а на меня, так же как сейчас, смотрели десятки глаз…