Тарас потрогал замок, уже не раздумывая, подергал окно справа. Рассохшаяся рама задрожала и понемногу начала открываться. В образовавшуюся щель удалось просунуть веточку. Крючок откинулся в сторону, из распахнувшегося окна пахнуло запустением. Он легко перемахнул через подоконник, оглядел пустынную комнату. Стулья, покрытые толстым слоем пыли, в рядок у стены. Следы мышей на грязном полу. Чей-то старый бушлат на крюке у двери. Никого. Прошел по скрипучим грязным половицам, подергал дверь… Заперта. Отыскал за притолокой запасной ключ, отпер замок, вошел, уныло посмотрел на заваленный бумагами стол, бесполезный телефонный аппарат. Распахнул дверь в свой кабинет. Все как и год назад. Только тоскливый запах тлена да пушистый слой пыли говорили о пролетевшем времени.
Обследовав все комнаты, он пришел в себя и даже нашел повод для радости: на кухне сохранилась посуда, а в огромной кладовой — весьма солидный запас соли, слежавшейся в камень… А вот до сахара добрались мыши… Расстроился он только у двери оружейной комнаты: за толстой, обитой железом дверью было несколько ружей, патроны и запас пороха, но ключи от замка хранились в сейфе, и добыть их не было ни малейшей возможности. В комнате отдыха нашлись постельные принадлежности. Хоть и заплесневелые, но это не беда. Жить можно. В поруганном, обезлюдевшем селе росла картошка, в лесу было полно дичи, а в реке — рыбы. Так что дела обстояли не так уж и плохо…
Тарас забрал ключи, закрыл окно и, вооружившись остро отточенным топором, вернулся к жене. За время его отсутствия Мария успокоилась, собрала в разграбленных домах пригодную утварь и теперь ожидала мужа, сидя на крыльце их бывшего дома. Непривычно тихо было в селе. Не кудахтали куры, не мычали коровы, бабы не судачили у колодца. Даже собак не было слышно. Только сиротливо поскрипывали раскачиваемые ветром двери, да время от времени гулко гремел лист железа на развороченной крыше.
— Вот такая у нас с тобой будет жизнь, Маша, — вздохнул Тарас, присаживаясь рядом. — Не жалеешь, что вернулись?
— Нет, Тарас, только горько, что все прахом пошло. Мы свое уже пожили, нам с тобой бояться нечего. Если сразу не померли, будем доживать на родине.
— Оно-то так, — согласился он, — да только начинать жизнь придется с нуля, как первым людям.
— Ну и что? Глядишь, не мы одни, может, кто еще подтянется. Возродим село. А там и наладим жизнь…
— Видно будет. Давай мы с тобой пока в лесничество переберемся. Я там был, там все цело, жить можно.
— А тут как же? А барахло куда?
— Что-то сейчас унесем, остальное после. Мы здесь одни.