— Не понимаю. Эхо скоро исполнится восемнадцать. Почему у штата всё ещё есть власть над ней?
— Потому что наш штат, её социальный работник и я лично считаем, что это в её интересах. — Миссис Колинз закрыла мою папку. — Эхо будет ходить ко мне на терапию до окончания школы, то есть до весны. Потом штат Кентукки оставит её и вас в покое.
Она подождала, пока Эшли не кивнула, молча соглашаясь со сложившейся ситуацией, а затем продолжила:
— Как ты поживаешь, Эхо?
Шикарно. Просто фантастика. Хуже не бывает.
— Хорошо.
— Правда? — Она постучала пальцем по своему подбородку. — Потому что я думала, что годовщина смерти твоего брата может вызвать болезненные ощущения.
Миссис Колинз внимательно следила за мной взглядом, а я тупо смотрела в ответ. Отец и Эшли наблюдали за этим неудобным моментом. Меня грызло чувство вины. Фактически, она не задала мне вопрос, так что, в теории, я не должна отвечать, но желание угодить ей накрыло меня, как приливная волна. Но почему? Она просто была ещё одним терапевтом. Они все задавали одни и те же вопросы, обещали свою помощь, но каждый из них оставлял меня в том же состоянии, в котором и брал под своё крыло — разбитом.
— Она плачет. — Писклявый голос Эшли, звучавший так, будто мы тут сплетнями делились, как в каком-нибудь первоклассном загородном клубе, нарушил тишину. — Постоянно. Она очень скучает по Айресу.
Мы с папой повернули наши головы в её сторону, чтобы посмотреть на эту блондинку. Я хотела, чтобы она продолжила, в то время как отец, уверена, мечтал о том, чтобы она заткнулась. Хоть раз Бог услышал мои молитвы. Эшли продолжила:
— Мы все скучаем по нему. Так грустно, что мой ребёночек никогда с ним не познакомится.
И вот опять, добро пожаловать на шоу Эшли, спонсор программы - Эшли и деньги моего отца.
Миссис Колинз быстро записывала каждое неосторожное слово мачехи в мою папку, пока папа тихо стонал.
— Эхо, ты хотела бы поговорить об Айресе на сегодняшнем сеансе? — спросила миссис Колинз.
— Нет.
Похоже, это был самый честный ответ, который я давала за сегодняшнее утро.
— Всё нормально, — сказала она. — Мы оставим его на потом. Как насчёт твоей мамы? Общалась ли ты с ней?
— Нет, — одновременно ответили папа и Эшли.
— Вроде как, — буркнула я.
Я почувствовала себя серединкой сэндвича, когда они оба наклонились ко мне. Не знаю, что подтолкнуло меня сказать правду.
— Я пыталась дозвониться к ней на каникулах.
Когда она не ответила, я продолжала сидеть у телефона днями и ночами, надеясь и молясь, что маму побеспокоит тот факт, что два года назад мой брат — её сын — умер.