— И вы думаете справедливо, граф. Повод гораздо более важный: благополучие семьи, честь которой едва не скомпрометирована, было причиной моего отъезда из Лондона и прибытия в Париж.
— Выражения, употребляемые вами, — заявил граф, кланяясь опять с улыбкой, которая становилась более и более язвительной, — заставляют меня надеяться, что причиной этого возвращения не было письмо госпожи Нерваль, в котором она уведомляла вас о предполагаемом союзе между вашей сестрицей и мной.
— Вы ошибаетесь, — возразил я, кланяясь в свою очередь, — я приехал единственно для того, чтобы воспротивиться этому супружеству, которое не может состояться.
Граф побледнел и губы его сжались, но почти тотчас лицо его приняло обычное спокойное выражение.
— Надеюсь, — сказал он, — что вы оцените чувство, повелевающее мне слушать с хладнокровием странные ответы, даваемые вами. Это хладнокровие есть доказательство моего желания сблизиться с вами, и это желание так велико, что я имею нескромность продолжить разговор до конца. Окажите ли вы мне честь, милостивый государь, сказать, какие причины возбудили в вас слепую антипатию против меня, выражаемую вами так открыто? Поедем рядом, если хотите, и продолжим разговор.
Мы поехали шагом, словно друзья, которые прогуливаются.
— Я слушаю вас, — продолжал граф.
— Сначала, граф, позвольте мне, — отвечал я, — исправить суждение ваше о том, что я думаю о вас — это не слепая антипатия, а взвешенное презрение.
Граф привстал на стременах, как человек, совершенно выведенный из терпения, потом, приложив руку ко лбу, сказал голосом, в котором трудно было заметить волнение:
— Подобные чувства довольно опасны для того, кто питает их, тем более, объявлять о них, не зная совершенно человека, внушившего такие чувства.
— А кто сказал вам, что я не знаю вас? — отвечал я, глядя ему в лицо.
— Однако, если память не обманывает меня, только вчера я встретился с вами в первый раз.
— И, однако, случай, или скорее Провидение, нас уже сближал. Правда, это было ночью, когда вы не видели меня.
— Помогите мне вспомнить, — сказал граф, — я очень туп при разгадывании таких загадок.
— Я был в развалинах аббатства Гран-Пре ночью с 27 на 28 сентября.
Граф побледнел и положил на чехол с пистолетами руку, я сделал то же движение, он заметил его.
— Что же далее? — спросил он, тотчас опомнившись.
— Я видел, как вы вышли из подземелья, как закопали ключ.
— И что же вы решили, сделав все эти открытия?
— Не допустить убийства Габриели де Нерваль, так как вы уже пытались убить Полину Мельен.
— Полина не умерла? — воскликнул граф, останавливая лошадь и потеряв, наконец, свое адское хладнокровие, не оставлявшее его ни на минуту.