Отец хмурится и откидывается в кресле. Кожа обшивки скрипит под его весом.
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Нет, ни капли. Я близка к тому, чтобы сорваться на крик и плач. Я жалею, что не могу сказать ему, что мне наплевать на свадьбу, что я просто хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза, хоть раз, поскольку это может быть наша последняя встреча.
— Ты хоть иногда думаешь о маме? — спрашиваю я, не успевая себя одернуть.
Отец резко втягивает воздух и отводит глаза.
— Не сейчас, Айлиэн.
— Почему нет?
Он придвигает к себе очередной лист бумаги и начинает лихорадочно писать.
— Это неподходящая тема для разговора.
Мои пальцы сжимаются сильнее. Они уже покраснели.
— Почему нет? — повторяю я.
— Можешь идти. — Отец не поднимает глаз. Его ручка царапает бумагу так сильно, что едва не оставляет отметки на деревянной столешнице. — Я не желаю обсуждать эту тему с тобой.
Я поднимаюсь и хватаюсь за подлокотник кресла.
— А я желаю! Посмотри на меня.
Он не поднимает глаз, и что-то во мне ломается. Отчаяние, боль, пренебрежительное отсутствие отца…
— Проклятье, отец, посмотри на меня!
Впервые за этот год он поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. Они у него холодные, виноватые и… печальные.
Он быстро отводит взгляд.
— Ты так на нее похожа.
Его голос дрожит, а я потрясенно смотрю на него. Я никогда не думала, что могу быть похожа на матушку. Я высокое, нескладное создание с копной медных кудряшек, которые невозможно укротить. Моя мама была красавицей. Она не двигалась, а скользила, легкая, как перышко. Ее волосы были всегда тщательно уложены, а кожа оставалась идеально белой. У нее никогда не было веснушек, в отличие от меня. И она называла мои поцелуями ангелов.
Отец потерял ее, а теперь вынужден жить с дочерью, которая никогда не станет ею. Я бледное эхо женщины, которую он любил больше всех на свете. Я постоянно напоминаю ему о потере. О нашей общей потере.
Я говорю то единственное, что могу сказать:
— Мне тоже ее не хватает.
— Я знаю, — шепчет он.
Горе уничтожает и переделывает нас. Мы должны были стать ближе, когда погибла матушка. Ее смерть заставила меня понять, как легко утратить любимых, которые могут исчезнуть навеки.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, потому что если не уйду, то снова попытаюсь подбежать к отцу, обнять, вцепиться в него, как делала, когда была ребенком. Он всегда отталкивал меня. Всегда.
— Прощай, отец, — вместо этого говорю я, уходя. — Наслаждайся своей поездкой.
Позже той же ночью я сижу с Киараном у камина в своей спальне — он в кожаном кресле, а я на кушетке. Я устала от долгих часов, проведенных в попытке вычислить ключ к печати.