В своей жизни я добился многого, но величайшим моим свершением было то, что я нашел тебя, распознал в тебе тебя и каким-то образом умудрился не уничтожить тебя раньше, чем ты спас мир. Могу только сожалеть о том, что после этого не сумел тебя исцелить. Но это должно стать твоим собственным свершением – или, быть может, достижением Валентины. А может, исцеление придет от детей, которых ты обязан – просто обязан – когда-нибудь завести.
Увы, в личном плане я больше всего жалею об этом. Я никогда не был женат, и у меня нет своих детей. Вместо этого я крал детей у других и тренировал – не воспитывал. Легко сказать: я усыновил человечество. Но это другое, не то что жить дома с детьми, влиять на них своими поступками, позволить им стать счастливыми, цельными и добрыми. Не проживи жизнь, так никогда и не подержав свое дитя на руках, на коленях, в своем доме, не побывав в объятиях ребенка, не услышав его голос и не увидев его улыбку, которую он дарит тебе, потому что ты вложил ее в его сердце!
У меня в жизни не было таких моментов, потому что я обращался с похищенными для Боевой школы детьми совсем иначе. Я не был отцом, и я никого не усыновлял. Женись, Эндер. Роди детей или усынови – чего бы это ни стоило. Но не живи той жизнью, какая выпала мне.
Я совершал великие дела, но сейчас, под конец своих дней, я не счастлив. Хотел бы я в свое время позволить будущему заботиться о себе самостоятельно и вместо прыжков сквозь время остановиться, обзавестись семьей и умереть в отведенный срок, в окружении потомков.
Видишь, я изливаю тебе свое сердце? Каким-то образом ты и меня зачислил в группу своих вояк.
Прости расчувствовавшегося старика – когда доживешь до моих лет, ты все поймешь.
Когда ты был в моей власти, я никогда не обращался с тобой как с сыном. Но я любил тебя, как сына; и в этом письме я обращаюсь к тебе так, как обращался бы к сыновьям, которых у меня никогда не было. И я говорю тебе: хорошо сработано, Эндер!
А теперь – будь счастлив.
Хайрам Графф,
полковник МФ в отставке
Пробудившись от стазиса в конце перелета, Эндер был шокирован тем, насколько изменилась Валентина.
– Я же сказала – не собираюсь спать, пока не закончу книгу, – объяснила она, увидев выражение его лица.
– Не говори, что бодрствовала весь полет.
– Я не ложилась, – ответила Валентина. – Это же не сорокалетний перелет за два года, как в первый раз. Перелет был восемнадцатилетним, занял чуть больше года.
Эндер быстро прикинул в уме и понял, что она права. Ускорение и торможение всегда занимали примерно одинаковое время, а расстояние перелета между ними определялось разницей субъективного времени.