Он не мог говорить об этом. И потому сказал совсем другое:
— Я устал пасти овец в степях.
— Почему же ты не отправишься туда, к черноголовым? — Ашакку выпрямилась, но не отодвинулась. — В их городах живут экимму, ты знаешь.
Он знал.
Вернувшись с холодного севера, где не ведали законов и правил, он не осмелился пересечь реку, и долгие годы, столетия жил в степи. Помнил, как сверкал сходящий с неба огонь, как летели колдовские серебряные стрелы. Как всего за месяц были убиты в Шумере почти все пьющие кровь.
И потому Лабарту считал города меж двух рек запретной землей и не пытался повидать знакомые места, не пытался ничего разузнать.
Но затем в степь пришел пьющий кровь, молодой и незнакомый, лицом — шумер, и одетый, как горожанин, — в длинной рубахе тонкого полотна, с вышитыми рукавами, с разноцветным поясом. И, едва увидев Лабарту, чужак упал на колени, склонился, длинные волосы разметались в пыли. Сказал: «Хозяин этих земель, дозволь мне быть здесь и пить кровь». Тогда Лабарту сам нашел для него жертву, а после они беседовали весь день, пока не скрылось солнце.
Так Лабарту узнал, что в Шумере снова живут экимму. Но теперь скрываются среди людей, не выдают своей природы, — помнят о давней резне.
И с тех пор Лабарту все чаще приходил на берег реки и подолгу сидел там, смотрел на юг. Но так и не покинул степь, говорил себе: здесь привычная земля, здесь Ашакку, здесь стада овец, здесь люди, считающие меня человеком, здесь их кровь, которую так легко забрать.
— У старейшины гостит человек из Шумера, — сказала Ашакку. Она теребила бахрому на поясе, в голосе звучала тень вопроса. — Говорят, жрец и предсказатель…
Предсказатель… Лабарту на миг закрыл глаза. Быть может, лучше мне не знать, ложны или истинны были обещания? Жить, как живу? Но…
Лабарту привлек девушку к себе, поцеловал и прошептал еле слышно:
— Когда солнце пойдет к закату, и люди вновь примутся за дела, тогда стану говорить с ним. Но не сейчас…
2.
Кровь капала на камни, — терпкая, густая, будоражащая. Такая кровь лишь на время тушит жажду. Овечья кровь, горячая и свежая…
Ашакку отдала лучшего ягненка из своего стада, и теперь предсказатель, Лу-Нанна, раскладывал внутренности по чашам. Сердце, печень, кишки… Он не торопился, нараспев читал слова заклинаний. Рукава его рубахи были закатаны, а руки — красны от крови.
Лабарту сидел на земле и терпеливо ждал. Вокруг не было ни души, лишь степь, шатры вдалеке и стада — кочующие белые волны.
Предсказатель был уже немолод, — вокруг глаз сеткой разбегались морщины, в волосах виднелись седые пряди. И, судя по одежде, был он небогат. Но держался спокойно и с достоинством и согласился провести обряд, даже не спросив, какова будет награда.