Многие мыслители подхватили и расширили утверждения Сми– та. Они предсказывали, что вследствие более высокой производительности механизированного труда станет больше рабочих мест, увеличится число профессий, зарплаты начнут расти, а цены на продукцию – падать. У рабочих заведутся свободные деньги, которые они смогут потратить на приобретение продукции собственной фабрики, а это позволит использовать еще больший капитал для развития промышленного производства. Таким образом, по расчетам экономистов, механизация позволит запустить добродетельный круг, следствием чего станет ускорение экономического роста общества, увеличение его богатства, а людям механизация, выражаясь словами Адама Смита, принесет «удобства и роскошь»[8]. Этот взгляд на технологию, по стечению обстоятельств, подтвердился на ранней стадии индустриализации и стал неотъемлемым фрагментом экономической теории. Идея покорила сердца не только ранних капиталистов и их ученых собратьев. Многие общественные реформаторы от души приветствовали механизацию, надеясь с ее помощью покончить с нищетой и рабским положением рабочих.
Экономисты, промышленники и реформаторы могли позволить себе роскошь заглядывать в далекое и прекрасное будущее, но у рабочих, увы, такой возможности не было. Даже временное сокращение количества труда могло представлять реальную и непосредственную угрозу их жизненному уровню. Появление на предприятиях множества машин лишило массу людей работы и заставило остальных поменять увлекательную квалифицированную работу на механическое перемещение рычагов и надавливание на педали. Во многих районах Британии в XVIII – начале XIX века квалифицированные рабочие ломали и портили новое оборудование, чтобы хоть таким способом защитить свои профессии, труд и общины. «Порча машин» (было названо это движение) – не просто покушение на технический прогресс. Это была попытка ремесленников защитить и сохранить привычный образ жизни, который целиком и полностью зависел от их ремесла, а также свою экономическую и гражданскую самостоятельность. «Если ремесленники и не любили машины, – пишет историк Малкольм Томис, анализируя воспоминания современников о тех восстаниях, – то за положение, в какое они из-за них попали, а не потому, что машины несли с собой что-то новое» [9].
Движение сокрушителей машин достигло кульминации в восстании луддитов, продолжавшемся в 1811–1816 годах в промышленных графствах Средней Англии. Ткачи и вязальщики, боясь неминуемого разорения и полного уничтожения их домашнего ремесла, организовывали подпольные группы, которые хотели остановить распространение текстильных фабрик с их ткацкими станками и трикотажными машинами. Название этого ставшего легендарным движения – луддиты – произошло от фамилии лестерширского противника машин Неда Лудда. Под покровом ночи они проникали на фабрики и ломали оборудование. Для борьбы с луддитами правительство в конце концов использовало армию. Восстание жестоко подавили. Тысячи ремесленников были убиты или брошены в тюрьмы.