— Дороти думает, что в ее исчезновении виноваты Дунканы.
— Я знаю.
— Она сказала, что вы ее поддерживали.
— Так и было.
— Почему?
— А почему нет?
— Вам было четырнадцать, — сказал Ричер. — Сколько ей? Тридцать? Тридцать пять? Она была более чем в два раза старше вас. Так что не стоит говорить о солидарности между двумя женщинами, двумя матерями или двумя соседями. Во всяком случае, не в обычном смысле. Вы что-то знали, не так ли?
— Почему вы спрашиваете?
— Считайте это профессиональным интересом.
— С тех пор прошло четверть века.
— Для Дороти все случилось вчера.
— Но вы не отсюда.
— Я знаю, — сказал Ричер. — Я направляюсь в Вирджинию.
— Ну так продолжайте свой путь.
— Я не могу. Пока не могу. Мысль о том, что Дунканы это сделали и им все сошло с рук, не дает мне уйти.
— Почему это имеет для вас такое значение?
— Я не знаю. И не могу объяснить. Но имеет.
— Поверьте мне, Дунканам многое сходит с рук. Каждый божий день.
— Остальное меня не волнует. Мне без разницы, кто будет увозить урожай или когда и сколько за него заплатят. О таких вещах вы в состоянии позаботиться сами. Дело нехитрое.
— В тот год я работала у Дунканов нянькой, — сказала жена доктора.
— И?..
— На самом деле они во мне не нуждались. Дунканы редко уходили из дома. Точнее, все время выходили, но почти сразу возвращались. Словно это какой-то фокус или обман. И они всегда очень долго собирались, когда приходило время отвезти меня домой. Словно платили мне за то, чтобы я находилась с ними. Со всеми, а не только с Сетом.
— Как часто вы на них работали?
— Всего я была у них раз шесть.
— И что произошло?
— В каком смысле?
— Что-то плохое?
Она посмотрела Ричеру в глаза.
— Приставали ли они ко мне?
— Да.
— Нет, такого не случалось.
— Вы ощущали исходившую от них опасность?
— Немного.
— А можно ли сказать, что они вели себя в каком-то смысле недостойно?
— Пожалуй, нет.
— Так почему же вы поддержали Дороти, когда пропал ее ребенок?
— Просто у меня возникло такое чувство.
— Какого рода чувство?
— Мне ведь тогда было четырнадцать — вы помните? Я ничего не понимала. Но мне было у них как-то не по себе.
— И вы сообразили почему?
— Постепенно до меня дошло.
— И что же это было?
— Они были разочарованы, что я не младше. Мне давали понять, что я для них слишком старая. И это вызывало у меня жуть.
— В четырнадцать вы чувствовали себя слишком для них старой?
— Да. И я еще совсем, ну… знаете, еще не созрела. Я была маленькой девочкой.
— А что бы с вами произошло, будь вам меньше лет? Как вам казалось?
— Честно говоря, мне не хотелось об этом думать.
— И вы рассказали полицейским о том, что чувствовали?