— И какая же у вас фобия?
— Представьте себе, что вы заходите в белоснежную сверкающую ванную, а после бросаете взгляд под раковину и ванну. И, о ужас, там слои сажи.
Он пошутил, попытавшись воздействовать на нее своим обаянием. Она улыбнулась и подошла к каминной полке, понаблюдав за его отражением в зеркале с деревянной рамкой, пока он беззаботно болтал.
— В детстве я, случалось, не мылся месяцами, и иногда грязь у меня на шее бывала задубевшей и плотной, точно сажа под раковиной и ванной. Я долгие годы не знал, что голову нужно мыть. Вы способны в это поверить?
Она двинулась к столу за диваном.
— Там, на Шаллкотт-стрит, жило много женщин. Неужели никто из них не мог за вами присмотреть?
Он опустил подбородок на руки и взглянул на нее.
— А ваши родители живы?
— Нет, увы, они уже умерли. И отец, и мать.
— Они любили вас?
— К счастью, да.
Теперь все его внимание было устремлено на нее, и она боялась, хоть украдкой, на него посмотреть. Она решила, что он необычайно хорош собой, а невероятные глаза делали его совершенно неотразимым.
— Кем они были?
— Мой отец служил в полиции. А мама была художницей.
Он не отводил от нее глаз.
— Я не знал своего отца. Полагаю, что, в сущности, она его тоже не знала.
— Вы когда-нибудь пытались его отыскать?
— А зачем? С какой стати мне бы захотелось с ним встретиться?
— Что же, когда у вас появятся дети, вам всем будет полезно знать свою родословную.
— Кем бы он ни был, сейчас он явится ко мне только за деньгами.
— Да, наверное, вы правы. — Анна приблизилась к столу рядом с ним. Он томно перевернулся на живот, продолжая следить за нею.
— Жизнь странная штука, не так ли?
Ей пришлось опуститься на колени, чтобы оказаться с ним совсем рядом.
Он наклонил к ней голову.
— Вам известно, что́ со мною станет, если в прессу просочатся сведения о полицейских из отдела убийств, устроивших обыск в моей квартире?
— Могу себе вообразить.
— Можете?
— Конечно. За последние пять лет у нас арестовали немало знаменитостей.
— Но их всех освободили, — отозвался он и снова поменял позу.
— Да, погубив их карьеру. А в вашем случае мы стараемся вести себя очень дипломатично.
— Не сказал бы, что визит к моему агенту — это дипломатичный поступок. Он не умеет держать язык за зубами. И сразу в панике позвонил мне. Это было крайне неприятно. Я почувствовал, как его адреналин сплетника и болтуна чуть не пробил крышу. Вы заметили, что у него и у его мерзкой собаки одинаковые глаза? — спросил Дэниэлс.
Она натянуто улыбнулась.
— Обедать с ним — худший вид наказания. Он повсюду таскает своего пса, водит его в рестораны, и тот сидит там под столом, пыхтит и урчит. Гнусная тварь.