-..и до сих пор она функционирует. Действительно, функционирует. Нас было только тринадцать, - чтобы сохранить некий консенсус. Русский, несколько Европейцев, - дорогая Йонийоко, конечно, - Новозеландец, пара Американцев... мы были очень мощной группой. Два лауреата Нобелевской премии, включая и меня самого...
Теперь она вспомнила Гомма или, по крайней мере, вспомнила, где видела это лицо. Оба они были тогда много моложе. Она, еще школьницей, учила его теории наизусть.
- ...наши советы были необходимы, чтобы поддерживать взаимопонимание между будущими властителями, они могли помочь в образовании благотворительных экономических структур, в развитии культурной индивидуальности разных наций. Все это банальности, конечно, однако в свое время они звучали превосходно. Так получилось, что почти с самого начала все наши заботы были территориальными.
- Территориальными?
Гомм сделал широкий жест, указывая на карту перед собой.
- Помогая разделять мир, - сказал он, - регулируя маленькие войны так, чтобы они не могли стать большими, удерживая диктатуры от переполненности самими собой, мы стали домашней прислугой мира, вычищая грязь всюду, где она слишком густела. Это была огромная ответственность, но мы с радостью взвалили ее на себя. Вначале нам это даже нравилось, ведь нам казалось, что мы - тринадцать человек - формируем мир и что никто, кроме представителей самых высоких эшелонов власти, не знает о нашем существовании.
Явно выраженный наполеоновский синдром, подумала Ванесса. Гомм, безусловно, безумен, но что за величественное безумие! И по сути безвредное. Зачем нужно его запирать? Он определенно не способен причинить вред.
- Кажется нечестным, - сказала она, - что вы заперты здесь.
- Ну, это, конечно, для нашей собственной безопасности, - ответил Гомм. - Вообразите хаос в том случае, если какая-нибудь анархистская группа обнаружит, откуда мы управляем, и прикончит нас. Мы движем мир. Это не значит, что все так и идет, я же сказал - системы разваливаются. Время идет, властители, зная, что у них есть мы для решения самых острых вопросов, беспокоят себя все больше удовольствиями и все меньше думаньем. На протяжении пяти лет мы были не столько советниками, сколько замещали сверхправителей, жонглирующих нациями.
- Как забавно, - сказала Ванесса.
- До определенной степени, - ответил Гомм. - Но слава меркнет очень быстро. И после десятилетия - или что-то около того - начинает сказываться нагрузка. Половина Комитета уже мертва. Голованенко выбросился из окна. Бучанян - новозеландец - болел сифилисом и не знал о том. Возраст прикончил дорогую Йонийоко. И Бернгеймера, и Сорбутта. Рано или поздно это постигнет нас всех, а Клейн продолжает снабжать людьми, чтобы перехватить дело, но они не беспокоятся. Им наплевать! Мы функционеры, вот и все. - Он довольно сильно разволновался. - Покуда мы снабжаем их решениями, они счастливы. Ну... - голос его упал до шепота, - мы со всем этим заканчиваем.