– Идите, усыпляйте! – поразмышляв несколько минут, принял решение Дьер и повернулся к командирам: – Я знаю только одно существо, которое не волнуют никакие запахи, но вы должны быть уверены, что у вас хватит воли удержать его от убийства. Какие бы проступки они ни совершили – они все равно остаются нашими женщинами и серьёзно пострадать не должны. Кто уверен в себе – направо, остальные – охранять лестницу.
– Вроде получилось, – неуверенно сообщил Мирвалис, когда первые двенадцать воинов без рубашек и обуви вышли в холл и встали у дверей.
– Отходите подальше и приготовьтесь замораживать, – приказал Дьер магистрам и, повернув ключ в двери, махнул воинам – пошли!
Четыре птицы почти одновременно ворвались в гостиную Второго, с грохотом упал стул, зазвенели осколки разбитых окон. Принц, на сверхскорости отскочивший от дверей, немедля выпустил из комнат Ольвагиса вторую четверку фэй. Он точно не знал, сколько женщин пряталось в его комнатах, но на всякий случай решил перестраховаться.
Сладкий аромат, вызывающий в памяти волнующие моменты, густой волной хлынул в холл, но Дьер уже обмотал лицо мокрой скатертью, прихваченной из комнат младшего брата. И ринулся вслед за фэй в свое разгромленное жилище. Воспоминание об оставшемся там воине не давало ему покоя. Магистры, наконец, придумали, чем могут ему помочь, резкий порыв созданного ими ветра ударил в спину, выгоняя подлый аромат сквозь разбитые окна в вечерний сиреневый сумрак. Стараясь не дышать, Второй на сверхскорости помчался по комнатам, заглядывая под мебель и в шкафы. Ну кто придумал, что принцам нужны такие апартаменты? Гораздо проще было бы, если бы он, как прежде, жил в одной небольшой комнатке. Воин никак не находился, и Дьер уже начал думать, не прихватили ли его по ошибке с собой фэй. Но тут заметил странный бугорок на заправленной покрывалом постели и, моля всех богов, чтоб его догадка оказалась ошибкой, откинул покрывало.
Увы. Интуиция не обманула, а боги помочь уже ничем не могли. Полураздетый воин ещё улыбался, глупо и сладострастно, но уже не дышал.
Сердце сковал горький лёд, руки путались в покрывале, когда он привычно заворачивал обмякшее тело. Сколько раз ему приходилось это делать за последние столетия, и каждый раз, когда в покрывале был соотечественник, душа плакала кровавыми слезами.
Закончив горестный труд, Дьерджес бережно поднял свёрток с убитым товарищем и, не чувствуя тяжести, медленно направился к выходу, с ненавистью откинув по пути флакончик, валявшийся под ногами, откуда-то точно зная, никакие духи не смогут на него подействовать, когда он в таком бешенстве.