– Неправда, – говорит Кейт, а мама подходит к нам ближе. – Мы просто обсуждали, как я хочу нарядить своих подружек на свадьбу.
– Никого из них ты не критиковала, – я обвожу зал рукой и чувствую, как у меня начинает першить в горле. Как же тупо, что я сейчас могу расплакаться из-за Кейт. Вот прямо здесь, у всех на глазах. И перед своим же отражением. – Ты не говорила, что тебе надо будет «что-то сделать» с их очками, волосами и фигурами.
– Потому что мне и не надо, – огрызается Кейт.
– Достаточно, – мама пристально смотрит на нас обеих.
Я снова поворачиваюсь к швее, чтобы она могла закончить свою работу. Кейт поворачивается к Мэдисон и говорит:
– Как бы мне хотелось сделать что-нибудь еще и с ее длинным языком.
– А со слухом не хочешь? – рявкаю я через плечо, и Кейт резко поворачивается ко мне лицом:
– Нет, Джози, только с твоей внешностью и длинным языком.
– Катриэна, – сурово одергивает ее мама, но меня это совсем не утешает: самой-то мне ответить нечего, разве что «заткнись» на нескольких бесполезных языках.
Одно хорошо: пока мама говорит с Кейт, они не замечают, как швея достает из кармана скомканный платок и подает мне. Я быстро вытираю глаза и пихаю платок в корсаж (там еще остается место!). Никто ничего не увидел.
До конца примерки я притворяюсь, что меня ужасно интересуют носки моих туфель. Я пытаюсь не замечать боль в горле, но это ужасно тяжело.
В воскресенье вечером я никак не могу заснуть. Кейт отказалась извиниться за то, что я называю оскорблениями, а она – свадебными планами. Она даже не признала, что ее замечания и правда были обидными. Теперь я, подавленная двойным грузом несчастий, стою перед трюмо, наклоняюсь поближе к зеркалу и пытаюсь оценить эстетическую разницу между собой в очках и собой без очков.
До вчерашнего дня я думала о них не больше, чем о ботинках. Просто необходимый мне предмет, который я надеваю ежедневно. Но сейчас, раз за разом надевая их и снимая, я слышу, как Кейт говорит: Смехотворно.
Мое настроение значительно улучшается в понедельник утром. Почти всю пару по социолингвистике я страшно напоминаю себе Софи: сижу и восхищаюсь тем, как совершенен Итан Глейзер. В нем идеально все, включая вот эти очки в проволочной оправе. Никто, даже Кейт, не решил бы, что ему нужно хоть что-то менять в своей внешности, на какое бы событие он ни собирался.
К концу урока я полна решимости бороться за свое право выбора (выбора того, как мне корректировать свое зрение), но за ужином мама говорит, что днем по почте пришли мои линзы.
– Я оставила их в твоей комнате на столе.