– Ох, прекрасно, – говорит Кейт со смесью облегчения и восторга.
Сегодня за ужином нас четверо. Джофф остался висеть вниз головой в старом мрачном амбаре за рекой. Или работает допоздна. Да, Кейт вроде что-то говорила про работу.
– Пойди примерь, – просит она меня. – До смерти интересно, как ты будешь в них выглядеть.
Я снимаю очки.
Кладу их на стол.
Смотрю на Кейт.
– Вот примерно так.
Папа говорит «Превосходно», и Кейт хихикает, а потом добавляет:
– Ну, тогда после ужина.
– Завтра, – возражаю я.
– Завтра утром.
– Завтра вечером.
– Завтра перед ужином.
– После ужина.
– Джози, – чуть не скулит она.
– Хорошо, после салата, но перед десертом.
– Джози, – повторяет Кейт со вздохом и выходит из игры, которая так мне понравилась. – Просто надень их завтра перед ужином.
Я неохотно соглашаюсь, и до самого конца ужина мы вынуждены слушать рассказы Кейт о письменных приборах с монограммами, индивидуальных программках церковных песнопений и трансляции ее свадебных клятв по центральному каналу. Что-то вроде этого. Я перестала слушать еще на том моменте, когда Кейт описывала, как пригласит королеву. Или нет, говорила, что сама будет королевой. Что-то в этом духе. А может, это мне послышалось.
Понедельник, 13 октября
Пока Кейт не начала планировать эту свадьбу, с ней было интересней. (Я останавливаюсь и размышляю о событиях, которые довели ее до такой жизни.) И виню я в этом Джоффа.
Во вторник вечером она врывается в дом через черный ход, выкрикивая по телефону расписание на неделю кому-то из своих коллег.
– Прости, – беззвучно обращается она к нам с мамой и поднимается к себе.
Я нарезаю помидоры для салата, когда Кейт сбегает по ступенькам со словами:
– Подожди, подожди, не вешай трубку. Джози, – это она уже мне, но тем же тоном, что и в телефон. – Линзы. Ужин. Бегом.
Я демонстративно поднимаю брови, выражая недовольство, но мама молча продолжает взбивать масло с уксусом в большой мерной чашке.
Я не тороплюсь. Дорезаю помидор, накрываю на стол. Кейт возвращается на кухню, одетая на сей раз в удобные джинсы и белую майку. Пока ее не хватил удар от того, что я все еще в очках, я говорю: «Я уже иду» – и бегом направляюсь в спальню.
Там я беру одну прозрачную линзу и одну (из второго набора) темно-золотистого цвета. Строго говоря, когда я делала заказ, эта пара называлась «линзами темно-медового оттенка», но на самом деле они оказались цвета зерновой горчицы. Самое оно к нынешним котлетам из индейки. К битве за ужином я готова.
Спустившись вниз, я сажусь за кухонный стол и опускаю взор, пока папа читает молитву.