Софи тоже из тех, с которыми серьезных отношений не построишь. У них с братом одинаковые светлые волосы, симметричные лица и приятные улыбки. Стью пишет музыку. Софи рисует: яркие коллажи, когда она счастлива, и мрачные пейзажи, когда пребывает в унынии. Однако я знаю обоих с раннего детства и потому могу сказать, что Софи (если не считать ее личной жизни) – натура гораздо менее сложная. Не то чтобы пуделечек, но если что-то не касалось ее напрямую, то она относилась к этому чему-то с восхитительным равнодушием.
Никто бы не обвинил Софи в том, что она слишком много думает, и я – закоренелый (неисправимый, как говорит папа) любитель все обдумать по сто раз – восхищаюсь этим ее качеством. Понятия не имею, как у нее получается. Меня это просто завораживает.
Тетя Пэт говорит, что они со Стью ссорятся, потому что у них такая маленькая разница в возрасте – тринадцать месяцев. Стью шестнадцать, а Софи пятнадцать. Она на три месяца старше меня, хотя я опережаю ее на один класс. Я пропустила второй и теперь учусь в выпускном вместе со Стью.
По мнению тети Пэт, они помирятся, когда Стью исполнится тридцать, а Софи двадцать девять, у них будут свои семьи и работа и жить они будут в разных штатах.
Родители купили дом напротив Вейгмейкеров почти двадцать два года назад, и с тех самых пор Кейт и наша старшая сестра Мэгги называли их тетя Пэт и дядя Кен.
По этой причине все в школе думают, что мы со Стью и Софи двоюродные. Мы не против. Легче согласиться со слухами, чем объяснять тонкости столь близких отношений между людьми, которые не являются членами одной семьи, хотя и должны бы.
Я выхожу от Вейгмейкеров и иду на другую сторону улицы. Сегодня влажно и холодно: типичная погода для позднего марта. Моросит. Я возвращаюсь мыслями к дилемме, которая погнала меня прочь из комнаты Софи, где я слушала, завороженная энтузиазмом рассказчицы, повесть о последнем ее расставании; в частности, она упомянула «этого сыролюбивого крысеныша». Именно эта фраза привлекла меня в комнату Стью, где я попыталась придумать формулу, которую он назвал невозможной. Но он ведь не прав. Должен быть – обязательно должен быть! – способ определить раз и навсегда, успела ли я за пятнадцать целых и четыре десятых года съесть целую крысу.
Я могу узнать средний размер крысы. Это просто. Но я не могу определить частоту, с которой эти грызуны падают в чаны на мясоперерабатывающих заводах, а также я не знаю, сколько раз мне приходилось есть фарш с крысятиной или как часто мама покупала определенные сорта фарша в определенных магазинах. И все это основывалось на предположении, что крысы таки падают в мясорубки и затем оказываются в хот-догах и гамбургерах, которые мне приходилось есть. Похоже, Стью все же прав. В этом уравнении слишком много переменных, и мне придется и дальше жить в неведении. Или догадываться.