С оглушающим треском, как будто о деревянное днище скребла сразу сотня валунов, лодка налетела на берег и тотчас осела на бок. Палуба мгновенно ушла из-под ног, и Аликс потеряла равновесие. Пошатнувшись, она с размаху стукнулась головой о дверной косяк рубки. В следующее мгновение вокруг воцарилась тишина, а сама она провалилась в темноту.
Когда же она снова пришла в себя, оказалось, что лодка недвижимо застыла на месте. Стоило ей поднять голову, как лодка накренилась, или, по крайней мере, ей так показалось. Чуть выше виска, у самой кромки волос, Аликс нащупала небольшую шишку. Девушка мучительно медленно повернулась, пока не оказалась спиной к рубке, а ногами уперлась в планшир. Позади нее о левый борт плескалась вода — в темноте ночи эти звуки казались чересчур громкими. Однако силы волн было недостаточно, чтобы сдвинуть судно с места. Боже, по ее вине отцовская лодка села на мель! На какое-то мгновение Аликс запаниковала. Что же теперь скажет ей отец?
Отец. Трюм. Евреи.
Аликс подползла к люку. Отец снял с него крышку, чтобы их пассажиры не задохнулись, и Аликс нырнула в темное отверстие. Она старалась дышать ртом, чтобы не чувствовать царившее здесь зловоние, и на ощупь двинулась вперед. Евреи лежали, сбившись в груду, у правого борта, и потому не мешали ей передвигаться дальше. Наконец Аликс нащупала в темноте поношенный отцовский свитер. Отец сидел, привалившись спиной к деревянной переборке, и громко стонал.
Аликс так же на ощупь вытерла пот с его лица и, взяв отца за руку, села рядом. Она просидела в трюме, пока не начало светать, после чего снова вернулась на палубу и на свежий воздух, где попыталась уверить себя, что все это ей лишь померещилось.
Затем она перелезла через планшир и шагнула в холодную воду, которая доходила ей до талии. По глупости она надела на себя платье в надежде покрасоваться перед Джунипером, когда они доберутся до Англии, и оно в считанные секунды промокло насквозь. Что же делать? Аликс побрела по воде в сторону каменистого берега, а когда выбралась на сушу, нашла валун выше отметки прилива, села на него и стала ждать утра.
Кирн выбросил Волленштейна из головы на полтора года, а вот на то, чтобы возобновить знакомство и заново возненавидеть доктора, потребовалось всего полтора часа.
Кирн посмотрел на Волленштейна — высокий и поджарый, тот сохранил привычку потирать руки. В свете ясного утра глазки доктора бегали туда-сюда — сначала к брошенному грузовику, который перегородил проселочную дорогу рядом с шоссе номер 13, затем к Кирну.