— А я-то считал, что вы — чистый политик и что юридические и экономические занятия не позволяли вам уделять внимания прекрасному, — ответил я.
— Не думайте так, — отозвался политикан, надуваясь от важности. — Мое признание — быть писателем. Я так глубоко чувствую искусство! Меня волнуют стихи, музыка. Политика интересует меня как разновидность человеческой комедии, как столкновение конфликтных интересов. Не более. Экономику я не знаю, торговать не умею. Делать инвестиции, следить за котировкой — все это не для меня. Но зато мне близко материалистическое понимание истории, а сегодня это — основное.
— Каким же образом в таком случае вы можете выражать свое мнение по конкретным проблемам? И предлагать общественности решения? — спросил я с невинным видом.
— Очень просто. Для этого у меня есть эксперты, например дон Диего Лаинес. Мне охотно помогают. Вы, конечно, были удивлены, увидев меня в этом доме. Всем известно, что я — яростный враг капиталистов. Но дело в том, что я собираюсь выдвинуть новый законопроект о банках и поэтому обратился к дону Диего за помощью. А он был настолько любезен, что пригласил меня сегодня к себе. Дон Диего — личность приятнейшая. И жена у него — женщина удивительная. Я с благодарностью принял приглашение.
Мы подошли с ним к столу, на котором были расставлены закуски.
— Великолепнейшее рейнское вино, хотя я предпочитаю более сухое. Прекрасно накрыт стол — нет лишнего и все со вкусом, — то и дело бросал мой собеседник.
Привычный набор слов: «изысканный», «тончайший», «великолепнейший», «как в Европе» — так говорили в Ла Кабрере. И я понял, что «гроза капиталистов» полностью растворился в окружающей его среде.
Подошел хозяин дома и спросил, какой вид спорта предпочитает каждый из нас. Англосаксы обычно пользуются этим предлогом, чтобы завязать дружескую беседу. В данном случае это было похоже на разговор вождей диких племен, обсуждающих разные способы добывания огня.
— Раньше я играл в теннис. А теперь не знаю, смогу ли в мои годы да на такой высоте вновь заняться этой игрой?
— Вы можете в любой день попробовать на кортах клуба «Атлантик». Я — один из директоров этого клуба. Когда будете свободнее, позволю себе пригласить вас.
— А вы, сеньор Айярса?
— Я тоже немного играю в теннис. Мне, конечно, нужны гимнастические упражнения, чтобы как-то отвлечься. Только вот никогда не хватает времени.
Политикан отошел, оставив нас вдвоем с хозяином. Лаинес доверительным тоном сообщил мне:
— Я совершил бестактность, упомянув об «Атлантике» в присутствии Айярсы. Давно, когда он еще только начинал свою политическую карьеру, Айярса подал просьбу о вступлении в члены клуба, но был отвергнут. Я никак не мог понять этого: зачем же отказывать человеку только потому, что он из низов. Уверен, что, если он теперь повторит просьбу, его примут без оговорок. Но я не решаюсь намекнуть ему. Тема эта, видимо, неприятна для него. С течением времени вы сами поймете, что у нас признают людей по заслугам, у нас нет классовых различий, и мы гордимся этим. Наша страна — страна равных возможностей! У нас президентами были люди, чьи родители не состояли даже в официальном браке, а то и вовсе были неизвестны!