Трамвай отправлялся обратно только через четверть часа. Комиссар решил пока поглядеть на Неаполь с новой смотровой террасы. Город раскинулся у его ног под небом, на котором все сильнее сгущались дождевые облака.
Если смотреть на город отсюда, когда внизу загораются первые фонари, он казался тихим местом, где не бурлят чувства и страсти. Но Ричарди хорошо знал, как много подводных течений скрывается под этим видимым спокойствием. Ни одного преступления, только безопасность и благополучие, которые принес новый режим, так объявлено в указе. Но мертвые подстерегают живых на улицах и в домах, прося покоя и справедливости.
Ричарди прислонился к низкой стенке, ограждавшей террасу. Под его ногами, чуть ниже, начиналась извилистая лестница — улица Педаментина, которая вела от площади Сан-Мартино к проспекту Виктора-Эммануила. Спуск по ней — долгая и приятная прогулка вдоль границы густых зарослей. Подвешенные над лестницей фонари раскачивались на ветру. Но в эти предвечерние часы дневного света еще хватало на то, чтобы освещать маленький парк со скамейками — убежище влюбленных, у которых нет денег, чтобы снять комнату не только на три месяца, но даже на три часа.
Ричарди увидел на скамейках две пары. Моряк пытался обнять девушку, та отталкивала его и смеялась. Худой элегантный юноша — должно быть, студент — держал за руку женщину, которая смотрела на него немигающим затуманенным взглядом, словно в забытьи. Ричарди отвел взгляд в сторону, в нескольких шагах от моряка он увидел мужчину, который сидел на земле, обеими руками крепко обхватив себя, словно обнимая. Изо рта сидевшего текла желтоватая пена с пузырьками воздуха, глаза остекленели. Даже отсюда комиссар услышал его слова: «Без тебя нет жизни… Без тебя нет жизни…» «Он отравился, — подумал комиссар. — А чем — барбитуратами, кислотой, отбеливателем — не все ли равно?»
Чуть дальше качался в воздухе силуэт молодой женщины, привязанной к суку дерева полосой ткани, возможно шарфом. Она походила на поздний зимний фрукт, словно гроздь винограда, не срезанную во время уборки и еще не высохшую. Глаза женщины выкатились из орбит, лицо стало лиловым, страшно раздувшийся синеватый язык свисал между распухших губ. Шея вытянулась под весом тела, ноги и руки раскинулись в стороны. Она снова и снова повторяла: «Любимый, почему? Любимый, почему?» «Уголок влюбленных», — подумал Ричарди. Он уже видел подобных призраков в других местах. Люди искали покоя там, где раньше были счастливы. Они не знали, что покоя нет даже после смерти.
Глядя на живых и мертвых, он вспомнил рекламу тонизирующего средства, которую часто видел в газете. «До и после лечения». В данном случае — до и после любви.