В уме Ричарди начала складываться вероятная картина событий. В основном она состояла не из фактов, слишком много деталей оставалось для него непонятными. Она состояла из чувств, которые порождали друг друга. Ричарди работал именно так, создавал схему, карту чувств, с которыми сталкивался. И отмечал на ней то, что узнавал посредством второго зрения, чувства тех, кого опрашивал, изумление и ужас присутствующих. Потом он старался понять душу жертвы, узнать ее светлые и темные стороны, по словам и взглядам тех, кто ее знал.
С показаниями свидетелей он не работал, мог их плохо помнить, в любом случае они теряли смысл и значение вне того контекста, в котором были сказаны. Но он сохранял в памяти позы и выражения лиц. Запоминал чувства говоривших, что на поверхности и особенно скрытые. В общем, он больше слушал, чем говорил.
То же комиссар чувствовал в убийстве Вецци. Призрак был изумлен своей внезапной смертью. Значит, существовал только один всплеск чувства, всего один удар ненависти, мощной и без примеси других чувств. Она накатила, как могучая прозрачная волна, и ушла назад, оставив после себя гибель. Ричарди чувствовал застигнутого врасплох паяца и его жалобную песню. Но он чувствовал, что тон песни не сочетался с ее словами, это пела жертва мести, а не тот, кто желал отомстить.
За время расследования преступления Ричарди узнал, что его второе зрение может и увести в сторону с верного пути. Однажды убитая девочка в своих последних словах говорила о «батюшке». Он решил, что она имела в виду своего отца, и вел расследование в этом направлении. Но девочка имела в виду священника, и на каторгу попал не ее убийца, а другой человек. С тех пор Ричарди старался придавать словам значение в разном его толковании.
Именно из-за несовпадения слов и чувства, которое он ощутил в высказываниях призрака, он и вызвал к себе снова дона Пьерино. Комиссар не знал, кого он хотел найти в священнике — знатока оперы или исповедника, понимающего души людей, пусть тот и подходит к душе с совсем другой меркой, чем он сам.
Когда Майоне ввел в кабинет дона Пьерино, Ричарди встал ему навстречу:
— Спасибо, падре, что пришли сразу. Мне как раз нужно немного поговорить с вами.
Служитель Бога, как всегда, улыбался.
— Дорогой комиссар, я уже говорил вам, что для меня удовольствие помочь вам. Как идут ваши дела?
— Боюсь, не очень хорошо. Думаю, я понял кое-что, но некоторые обстоятельства все еще неясны. Расскажите мне о «Паяцах» и о том персонаже, которого пел Вецци. Канио, верно?
Дон Пьерино удобнее уселся на стуле, скрестил пальцы на животе, перевел взгляд на дрожавшее от ветра окно и стал рассказывать: