Ричарди вспомнил плачущего паяца, из шеи которого хлестала фонтаном кровь через разрез в сонной артерии. Он вытянул одну руку вперед и пел…
— «Я хочу крови, даю волю гневу…
— …ненавистью кончилась моя любовь», — договорил дон Пьерино, захлопал в ладоши и засмеялся, словно услышал что-то забавное. — Браво, комиссар! Значит, вы учитесь! Прекрасная цитата и очень к месту, если учесть, что обе оперы идут вместе. По сути дела, в них рассказана одна и та же история, и между действующими лицами больше сходства, чем можно себе представить.
Ричарди смотрел на священника, ничего не понимая.
— Какие персонажи, падре?
— Да Канио и Альфио! Фраза, которую вы только что спели! Разве непонятно?
— Так ее поет не Канио в «Паяцах»?
— Вы что, шутите со мной? Нет, ее поет Альфио из «Сельской чести». Он тоже обманутый муж. Это последняя фраза Альфио, когда он уходит со сцены перед интермеццо. Он говорит эти слова в конце своего дуэта с Сантуццей, которая рассказывает, что жена изменяет ему с Турриду. Этого Турриду Альфио в конце оперы убивает на поединке. Но если вы не знали, где вы это слышали?
Теперь Ричарди немного наклонился вперед на стуле и смотрел в пустоту. Он увидел картину убийства Вецци совершенно по-новому, и это позволяло расставить по местам многие части головоломки.
— Как вы сказали чуть раньше? Баритон…
— Ну да, партию Альфио поет баритон. Исполнитель должен иметь низкий голос, чтобы выразить мучения души.
— Нет, нет, падре! — Ричарди поднял руку, останавливая его. — Я про то, что вы мне говорили о другом баритоне, о Сильвио. Вы сказали, что этот персонаж не имеет большого значения. Это верно?
Дон Пьерино смутился.
— Да, я это сказал. Но ту фразу, которую вы цитировали, произносит не он. Комиссар, вам плохо? Вы побледнели.
— А кто решает в жизни, кому иметь большое значение, а кому нет? Для себя каждый человек имеет большое значение, разве не так, падре?
Ричарди словно говорил с самим собой, хотя и обращался к священнику.
— Сколько раз вам приходилось слышать на исповеди, что ощущают и какие чувства испытывают люди, «не имеющие большого значения»? Я каждый день с утра до вечера вижу раны, которые наносят такие люди, и сумасшедший разгул их чувств.
— Но я говорю не о настоящих людях! — энергично запротестовал дон Пьерино. — Я говорю о персонажах на сцене. Именно мне вы не должны были бы говорить такое. Господь был первым, кто объявил, что все люди одинаково ценны. А ваши хозяева? — Он указал на две фотографии, висевшие на стене. — Вы уверены, что для них, к примеру, убийство Вецци значит столько же, сколько убийство какого-нибудь ломового извозчика из Испанских кварталов?