— И наложитъ, — замѣтилъ управляющій. — Парень Архипка буйный, пьяный, мать у него вѣдьма сущая, замучаютъ Лизу.
Порфирій поблѣднѣлъ и злобно сверкнулъ глазами в сторону той двери, въ которую ушелъ баринъ.
— Пусть и меня губитъ, а я ему теперича не слуга, — угрюмо проговорилъ онъ.
— Э, полно Порфиша! — весело произнесъ Шушеринъ и хлопнулъ Порфирія по плечу, приподнявшись для этого на цыпочки. — Можно дѣло поправить.
— Поправить?
— Конечно. Все въ нашихъ рукахъ, Порфиша. Сдѣлаемъ сичасъ Архипку больнымъ, либо мѣсто ему дадимъ въ Москвѣ, либо подобное что нибудь, и свадьбу отложимъ въ долгій ящикъ, а Лизу твою въ Лаврики переведемъ, уютно и укромно поселимъ ее на селѣ, ну, и твоя она, наслаждайся да удачливаго часа жди, когда баринъ въ духѣ будетъ и согласіе на вашъ бракъ дастъ…
Порфирій упалъ на колѣни и поклонился управляющему въ ноги.
— Батюшка, Ефимъ Михайловичъ, отецъ родной! — говорилъ онъ, ловя полы сюртука Шушерина и цѣлуя ихъ. — Сдѣлайте такъ, заставьте Бога молить за васъ вѣчно!
— И сдѣлаю, Порфиша, право, сдѣлаю. А ты встань, не пристало тебѣ, барскому первому камердинеру, у такого же холопа въ ногахъ валяться. Встань, Порфиша.
Лакей всталъ.
— Всю жизнь вамъ слуга буду, Ефимъ Михайловичъ, — съ чувством проговорилъ онъ. — Есть у меня сичасъ сбереженыхъ пять золотыхъ, часы барскаго подаренія есть, — все вамъ отдамъ.
Управляющій махнулъ рукою.
— И, что ты! Стану я отъ своего брата слуги деньги брать! Нѣтъ, нѣтъ, ты мнѣ не этимъ услужи!
— Чѣмъ прикажете, Ефимъ Михайловичъ?
— А вотъ чѣмъ…
Управляющій опять оглянулся, еще плотнѣе притворилъ дверь заглянулъ въ другую дверь, подошелъ къ Порфирію и усадилъ его на стулъ, присѣвъ рядомъ.
— Вотъ чѣмъ, Порфиша: не выдавай моего обмана. Прислушай, что я скажу тебѣ. Полюбилъ купецъ Латухинъ нашу Надежду чистопольскую и желаетъ ее выкупить на волю, чтобы жениться на ней, благодарность мнѣ, конечно, обѣщаетъ, племянниковъ моихъ въ люди вывести хочетъ, и я все дѣло сіе устроилъ, осталось только барину вольную подписать, ну, а тамъ и женится Латухинъ на Надѣ, и дѣлу конецъ… Все улажоно, все устроено, да слышалъ ты, что приказалъ Павелъ Борисовичъ Надежду ему показать, ну, а ты правду молвилъ, что какъ увидитъ онъ ее, такъ и пропало все дѣло, потому Надя дѣйствительно красавица писанная, и баринъ ее никому не уступитъ, хоть ты за нее двадцать, тридцать тысячъ давай. Вѣрно?
— Это точно что, Ефимъ Михайловичъ.
— Такъ вотъ и хочу я, голубчикъ, замѣсто Надежды, другую дѣвицу барину показать.
— А, вотъ оно что! — невольно воскликнулъ Порфирій.