— Откуда же мне взять такие деньги?
— Очень просто: взять и вынуть из кармана, или чек написать в банк, — сказал Виктор.
— Ах, право, я на старости лет угла своего не буду иметь, — вздохнула Балабанова: — все собираюсь купить себе домишко и до сих пор не сделала этого.
— Если бы захотела, давно могла отхватить себе каменный домино, — отвечал Виктор.
— Приищи, голубчик, останусь благодарна тебе.
— Скажи Сапрыкину, он лучше меня это сделает. Дай деньги, побегу уплачу за рысака, а там его перепродам с барышом Валентинову.
— Нельзя ли отложить до вечера, не то у меня есть там какая-то мелочишка, и сотни не наберется, — отвечала Балабанова.
— Ну, до вечера так до вечера, — согласился Виктор и откланялся. — Смотри же, мне 400 р. до зарезу нужны.
Балабанова погрозила ему пальцем.
— Ты, кажется, шалить начинаешь… до меня дошли кой-какие слухи.
— Пустое, даже помыслом верен тебе! — отвечал тот и скрылся.
— Что это в последнее время он все деньги стал просить у меня? — подумала Балабанова.
Перед обедом она имела обыкновение немного гулять; одев ротонду, боа, серую соболью шапочку — она вышла на улицу. Дорогой она обдумывала свидание с Затынайкой.
— Прежде всего, мне нужен приличный мотив явиться к ней; пока ведьмы не принесут известий, я ничего не могу придумать.
Что за неприступная твердыня!.. — Пришла же к ней Недригайлова — приличная семейная женщина. Что же та представляет из себя? Просто у людей не хватает уменья взяться за дело. С каждой женщиной надо уметь поговорить, отыскать ее слабую струнку и наигрывать на ней. Сумела же она убедить Недригайлову — не отвергать Кит Китыча. Решительно, они не умеют действовать… А вот из ее рук не ускользнет барынька!.. И Балабанова самодовольно улыбнулась. Мороз слегка освежил и подрумянил ее щеки; в рамке серого собольего меха она выглядывала интересной и симпатичной матроной.
Мимоходом она зашла в кондитерскую, купила коробку конфект в красивой папке и фунт засахаренных орехов, после чего взяла извозчика и приехала домой.
Терентьевна и Алексеевна, возвратившиеся с разведок, успели накрыть стол. Они приняли ротонду и сняли калоши барыни.
— Холодно сегодня. Дайте мне водки, — сказала Балабанова, усаживаясь за стол.
— Сейчас, — ответила Алексеевна и тень довольства пробежала по ее лицу; она прибавила в сторону Терентьевны: — я ведь говорила вам, чтобы вы достали водку из буфета; барыня явится с мороза и пожелает выкушать рюмочку-другую… А вы взяли слабого французского вина.
— Я подумала, что вы для себя хотите водки, — проворчала та.
Алексеевна пила каждый день для равновесия и приятного расположения духа, Терентьевна, наоборот, — запоем; крепилась месяца два-три и в эти периоды испытывала мрачное настроение.